Ей было тревожно видеть, насколько легко я скатилась в тот самый образ жизни, от которого она столько лет пыталась меня уберечь. И она дала себе слово: как только моя помощь ей перестанет быть нужна, она заставит меня уехать. Она отправит меня на Восточное побережье чуть более состоятельной, чуть более мудрой в плане жизненного опыта и свободной – такой, чтобы я смогла начать новую, чистую жизнь. Вот только… в октябре прошлого года, когда результаты обследования оказались отрицательными, а по всем счетам деньги были почти выплачены, мать обнаружила, что не может меня отпустить. Она лежала в кровати по ночам и чувствовала, как яд постепенно уходит из ее крови, и задавала себе вопрос: «Что же теперь?» Стоит мне уехать – и она вернется к тому, с чего начала: ни сбережений, ни профессии… с ушедшей молодостью.
Вот тогда-то у нее и родился план. Последняя грандиозная афера, чтобы свить теплое гнездышко под старость, и потом она меня отпустит.
Тахо. Это была ее идея. Она все эти годы издалека наблюдала за семейством Либлингов, как и я. Она помешивала горькое зелье мести в горшке и ждала точного момента, когда оно закипит. Она прочла в новостях о смерти Уильяма Либлинга. Она узнала в Интернете о переезде Ванессы в Стоунхейвен. Двенадцать лет у нее из головы не выходила мысль о сейфе, битком набитом деньгами, о доме, где было полным-полно драгоценного антиквариата и картин. Но как войти в этот дом неузнанной – вот что мешало планам матери. А я была натренирована и готова, я все эти годы лелеяла свою собственную дремлющую ненависть к Либлингам – оставалось только поднести к ней спичку, и она бы запылала. Кроме того, с секретами Стоунхейвена я была знакома куда лучше, чем моя мать.
– Ты знала о деньгах в сейфе?
И тут я вспоминаю – она же была со мной в кофейне в тот день, когда Бенни сказал мне про сейф. Старательно притворялась, будто не слушает, а сама впитывала каждое его слово. И все же…
– Как ты поняла, что я знаю код?
Золотистый блик. Мать мотает головой, и краешки прядей ее светлых волос качаются.
– Я этого не поняла. Но ты же у меня умница. – Она едва заметно горделиво улыбается. – Я знала, что ты что-нибудь придумаешь. К тому же, если бы у тебя не получилось, Лахлэн и сам большой умелец сейфы вскрывать.
Матери только оставалось бросить в подготовленную почву зерно. Рецидив рака, преддверие новых колоссальных счетов за лечение, а потом Лахлэн должен был деликатно направить меня в нужную сторону. (Теперь мне вспомнилось, как небрежно, как бы ненароком, он обронил в разговоре, когда мы с ним отсиживались в номере гостиницы в Санта-Барбаре: «