Несмотря на тепло, исходящее от камина, мне холодно.
Я не осознаю, что собираюсь говорить, до тех пор, пока слова сами не слетают с моих губ, как могла бы случайно выскочить из руки граната.
– Кто ты?
Майкл ставит бокал с вином на стол. От изумления его брови подскакивают вверх.
– Майкл О’Брайен?
– Это твое имя. Но кто ты на самом деле?
Он снова улыбается, чуть кривит верхнюю губу:
– И меня об этом спрашивает королева двуличия.
Я замираю:
– Это ты обо мне? Что ты имеешь в виду?
– Вся твоя карьера состояла в распространении лжи. На потребу публики красивый фасад, а под ним неведомо что. Продажа жизни, которой на самом деле нет. Тебе не кажется, что это ложь?
– Это никому не приносит вреда! (Или приносит?)
Майкл пожимает плечами и садится на табурет. Бокал с вином он ставит на мраморную столешницу. Слышится тихий звон. Майкл вертит бокал до тех пор, пока вино едва не выливается через край.
– Как хочешь, так и думай. А я не согласен. Ты получала прибыль от мифической версии себя, ты внушала людям недостижимые мечты, вызывала у полумиллиона своих последовательниц комплексы неполноценности и обрекала их на лечение от синдрома упущенной выгоды[120]. Ты – торговка, моя милая. Как и все такие, как ты.
У меня такое чувство, будто мне голову набили ватой. Просто с ума сойти, как он спокоен! Пытается меня смутить, и это ему удается.
Что я говорю?! Я боюсь разозлить Майкла. Я не забыла, как страшно было смотреть на него, когда он сжимал в руке кочергу, как он распсиховался, когда я объявила ему, что не так богата, как он думал. Здесь, в кухне, есть ножи, есть тяжелые чугунные сковороды и горящие поленья в камине и еще много разных опасных вещей. Я не хочу грандиозного скандала. Я просто хочу, чтобы Майкл ушел.
Я предпринимаю еще одну попытку:
– Послушай, я просто думала… – Потише, осторожнее. Я стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно мягче и неувереннее. Насчет неуверенности – это как раз не так уж сложно. – Вправду ли у нас получается? В смысле – жить вместе?
Майкл снова принимается крутить бокал на столешнице. Бокал пьяно раскачивается. Того и гляди упадет и разобьется. Я уже готова броситься к Майклу и схватить бокал, как он вдруг придерживает ножку пальцем и останавливает вращение:
– Что? Ты разве несчастлива?
– Я просто думала…
Я бросаю взгляд на часы над дверью. Всего пять часов вечера, а за кухонными окнами не видно ничего – только тьма. Даже озера не разглядеть, даже падающего снега. Толстые каменные стены дома поглощают все звуки снежной бури. В кухне такая тишина, что я слышу даже жужжание индикаторной лампочки на плите.