– Мы же не хотим, чтобы тело попало под винты – тогда может застопориться мотор, – спокойно объясняет она.
В первые мгновения тело Майкла держится на поверхности воды, лежит лицом вниз. Белый шелковый халат обвивает его, словно погребальная пелена. На его спине собирается снег, по-прежнему густо падающий с неба. Но еще и минута не успевает пройти, как одежда Майкла намокает, пропитывается озерной водой, и вдруг он исчезает из виду.
Дрожа, я сижу на борту яхты, не обращая внимания на снег, падающий мне на лицо, и смотрю, как тонет тело Майкла.
Ванесса вытирает кровь с палубы тряпкой, смоченной стеклоочистителем «Windex». Средство так легко и просто отмывает кровь, как будто это пролитый коктейль, не более того. Ванесса выбрасывает тряпку и окровавленное весло в воду, за ним летят фальшивые документы Майкла. Затем Ванесса без лишних слов запускает мотор и медленно разворачивает яхту на месте. Мы возвращаемся к невидимому берегу.
Я оглядываюсь назад, смотрю на воду, и мне кажется, что я вижу что-то скользкое и темное, плывущее в бесконечной синеве. Может быть, бревно. Таинственное существо, поднявшееся из глубин озера. Утопленника.
А потом все это исчезает.
Я отворачиваюсь, смотрю в сторону берега и жду, когда замерцают огни Стоунхейвена.
Пятнадцать месяцев спустя
В Стоунхейвен весна приходит рано. Мы открываем окна в первый же день, когда температура становится выше шестидесяти градусов[121], чтобы свежий воздух наполнил комнаты дома и прогнал затхлость еще одной зимы. В тени под деревьями все еще тают последние ледяные корки, а на клумбах ближе к дому первоцветы уже тянут к солнцу багровые стрелки. В один прекрасный день мы просыпаемся и видим, что большая лужайка, после таяния снега бывшая бурой и тусклой, превратилась в ярко-зеленый ковер.
Мы осторожно идем вокруг дома вчетвером, щурясь от яркого весеннего солнца. Мы все еще немного робеем рядом друг с другом. Только одна из нас бесстрашно наполняет дом пронзительными криками, заливистым смехом и капризным плачем, но этой особе всего семь месяцев от роду. Ее зовут Джудит, но все мы называем ее Дейзи, и мы все ее обожаем – мама, бывшая мошенница и психически больной брат мамы. Дейзи похожа на куклу. У нее льняные волосы, пухлые розовые щечки и светло-голубые глаза. О ее глазах никто из нас не высказывается, хотя все мы время от времени немного испуганно ежимся, когда эти глаза смотрят на нас.
Много дней я ходила по комнатам Стоунхейвена. Я обходила их одну за другой и составляла список всех предметов – на этот раз с разрешения хозяйки. Каждую картину, каждый стул, каждую серебряную ложку и фарфоровые часы нужно было назвать, сделать описание, сфотографировать, внести в каталог и архивировать. Сейчас я заканчиваю четвертый том каталога. Порой бывает так, что я вдруг обнаруживаю, что провела целых пять часов, уточняя происхождение и историю вазы с гербом эпохи Бурбонов, и так увлекаюсь орнаментами в виде картушей и лилий, что забываю о ланче.