Не могла не вспоминать, как он, будучи малышом, забирался ко мне в кровать и прижимался ко мне мягким, маленьким, теплым телом и просил, чтобы я читала ему книжки с картинками. Родители любили нас обоих, но меня любили самую чуточку больше, потому что меня любить было легче, и отчасти мне было неловко из-за этого. Я словно бы должна была каким-то образом возмещать Бенни то, чего ему недодавали.
В общем, я его просто обожала, моего младшего братишку. И до сих пор обожаю. Иногда мне кажется, что он – это лучшее, что есть у меня. И уж точно, любить его мне не тяжело, в отличие от многого другого.
В тот день я протянула руку и прикоснулась к затылку Бенни, гадая, исходит ли от него по-прежнему то сверхчеловеческое тепло, которое он излучал, когда был маленький. Но Бенни отпрянул, и моя рука соскользнула.
– Не надо, – сказал он.
Вот так я уехала в Принстон, убеждая себя в том, что переезд моей семьи в Тахо не конец света.
Но конечно, это был конец света. Богатство – это пластырь, а не прививка, и если болезнь запущена, богатством ее не вылечишь.
Я с головой окунулась в жизнь в Принстоне – социальные клубы, лекции, вечеринки. Я отлично вписалась в местное сообщество, по крайней мере в том, что касалось социальной среды. Учеба – это было совсем другое дело. С матерью я говорила по телефону раз в неделю, с братом – время от времени. Ничего из того, что они мне говорили, не вызывало у меня тревоги. Чаще я слышала, что им попросту скучно. На Рождество я прилетела в Стоунхейвен. Это было омерзительное ежегодное сборище кузенов, кузин, двоюродных дедушек и друзей семейства из числа пятисот фамилий, упоминавшихся в журнале «Forbes». У всех было праздничное настроение. Мы катались на лыжах. Ели. Распаковывали подарки. Все казалось довольно нормальным, даже сам Стоунхейвен выглядел более дружелюбно и гостеприимно, чем в моих детских воспоминаниях. Кругом кишели родственники, из кухни непрерывным потоком поступали еда и горячие напитки. Я улетела обратно в хорошем настроении.
А потом наступил март. Я только-только вернулась к себе с общежитской вечеринки поздно ночью, как вдруг зазвонил телефон. Я не сразу узнала голос брата. Со времени нашей последней встречи он стал звучать на октаву ниже. Теперь это был голос мужчины. Казалось, всего за несколько месяцев мой брат стал совершенно другим человеком.
– Балда, – сказала я, – сейчас час ночи. Ты про разницу во времени забыл?
– Но ты же не спишь, правда?
Я улеглась на кровать и стала разглядывать слегка потрескавшийся лак на ногтях:
– А если бы спала? Ради чего тебе потребовалось меня будить?