- И что это доказывает? Ничего. Гений потому и гений, что после него меняется вектор искусства и дальше оно развивается совершенно самостоятельно, но в заданном направлении. В каждую эпоху нужен свой “Черный квадрат”, своя жирная точка, от которой впоследствии начнут плясать остальные.
- А Тарковский? Нам в семидесятые казалось, что он тоже полностью изменил кинематограф, оказалось - нет. Тарковский остался Тарковским, уникальным штучным товаром…
- “Черным квадратом”?
- Да, Леха, если хочешь, Тарковский так и остался “Черным квадратом”. У него появились подражатели, а не последователи, потому что стать гением нельзя, ему можно только подражать.
- Так а я о чем? Меняется способ мышления художника, делать как раньше больше невозможно.
- Может, ты и прав. В музыке, кстати, то же самое. После Шостаковича и Прокофьева принципы композиции во многом изменились.
- Шостаковича я никогда не понимал. Мои музыкальные пристрастия остались в девятнадцатом веке.
- А ты и не должен его понимать. Понимать его профессионально могут музыковеды и композиторы, рассуждая об изменении ладовой системы и новом слове в полифонии. А слушателю остается или восхищаться новым звучанием, или махнуть рукой и сказать: “Ерунда! Я тоже так могу!”
- Так для кого тогда все это делается? Для кого пишется музыка, снимается кино, рисуется картина? Для каких-то там искусствоведов или для зрителей-слушателей?
- А это, друг мой Леха, вечный вопрос, на который нет ответа. Вернее, есть два ответа, и оба правильные. Или оба неправильные.
- Так не бывает.
- Только так и бывает.
Вот на какие размышления сподвиг нас товарищ Тарантино своим “Криминальным чтивом”. Так что весь этот мой выходной мы провели в культурных беседах, и оргазм у нас в тот день был исключительно интеллектуальным. И это было прекрасно, иногда и так надо, тоже полезно для здоровья.
И вот
я, вся такая размякшая от чувств и “встречи с прекрасным”, возвращаюсь домой и совсем уж было собралась войти в подъезд...
- Тания!
Здрасьте-приехали! Вот уж чего не ожидала. Снова внутри что-то ухнуло, вздрогнула как от озноба, но взяла себя в руки.
- Привет, Томер! Поднимемся?
- Подожди.
Он взял меня за руку и задержал. Не грубо, но уверенно. По-мужски. Но со мной эти номера не проходят, плавали, знаем, как говорится. Высвободила руку, посмотрела прямо на него. Темнело уже.
- Томер, меня ждет твоя бабушка, мне надо отпустить Лену.