Дита смутилась. Действительно, что это за неожиданный всплеск себялюбия. Обсуждается и правда серьезная вещь, как не провалить самое серьезное задание, которое выпадает раз в жизни, а ей, видите ли, стало неприятно, что ее обсуждают при ней же. Совершенно не революционный подход. Надо вытравлять из себя эти старорежимные глупости.
- Простите, - сказала она. - Я была неправа.
- То-то же, - пробурчал Георгий. - А где мы на нее мужскую одежду найдем? Хотя… погодите.
Он нырнул вглубь странной квартиры и через какое-то время позвал Диту. В комнате на кровати был вывален целый ворох одежды.
- Выбирайте.
И вышел.
Выбирать, собственно, было не из чего. Все штаны оказались велики, ни один картуз не вмещал в себя копну кудрявых волос, все рубахи висели как на пугале. Дора вошла, критически осмотрела несколько вариантов, вышла и сказала Георгию:
- Это была плохая идея. Это даже не театр, это - балаган. Пусть идет в своей одежде, возьмет портфель, выдадим ее за пишмашинистку из заводской конторы, делать нечего. Хотя есть опасность, что конторские ее не узнают, заподозрят, но тут уж как повезет. И да, красная косынка не повредит, мол, большевичка.
Дом в Щиповском напротив гранатного цеха был выбран крайне неудачно: все квартиры были заняты работниками завода, в некоторых жило по нескольку семей, двое странных людей - рабочий и интеллигентная барышня - обязательно привлекли бы к себе внимание. Поэтому Василий стал просто фланировать по переулку, а Дита присела на косую от старости скамейку за поворотом, договорившись с первым номером, что получив сигнал от Доры, тот достанет платок и высморкается.
Все это тягучее время ожидания она делала вид, что роется в бумагах, время от времени вынимая их из портфеля и рассматривая. Бумаги были дурацкие, строчки прыгали перед глазами, в смысл написанного не вникала, тем более, что ее трясло от волнения и предвкушения того, что должно сейчас произойти. Иногда Дита прямо холодела от мысли, что может быть сегодня умрет, но тут же эту негодную думу прогоняла: как такое может быть? Не может быть, чтобы ее убили, она совершенно этого не чувствует. “Но ты же сама готова убить человека? - возражал ей противный внутренний голос. - Почему же им тебя не убить?” Кому “им” - Дита слабо представляла, это были какие-то мерзкие великаны с револьверами и почему-то с дубинками, готовые забить ее насмерть. “Повторяю в стотысячный раз, - отвечала он внутреннему голосу. - Я готова стрелять (слова “убить” она избегала, как Георгий избегал слова “теракт”) не в конкретного человека Владимира Ульянова по кличке Ленин.