Глаза у Пауэр влажно заблестели, и она на мгновение прижала к ним свою грубую синюю косынку. Я сказала, что очень рада, что миссис Джелф к ней добра.
– Она ко всем добра, – живо откликнулась арестантка. – Самая добрая надзирательница во всей тюрьме. – Она потрясла головой. – Бедняжка! Еще недостаточно долго в Миллбанке, чтобы усвоить здешние повадки.
Я очень удивилась: миссис Джелф всегда выглядела такой бледной и замученной, что мне и в голову не пришло бы, что совсем недавно у нее была другая жизнь, за пределами тюремных стен. Но Пауэр кивнула: да, миссис Джелф служит тут… ну, всяко меньше года. Непонятно, зачем вообще такой милой женщине понадобилось устроиться в Миллбанк. Она в жизни не встречала надзирательницы, которая меньше годилась бы для работы в тюрьме!
Последним своим восклицанием Пауэр словно призвала к нам миссис Джелф. В коридоре послышались шаги, и мы, одновременно подняв голову, увидели матрону собственной персоной, проходящую мимо камеры. Заметив наши взгляды, она свернула к решетке, остановилась перед ней и улыбнулась.
Пауэр покраснела:
– Я тут как раз рассказывала мисс Прайер о вашей доброте, миссис Джелф. Надеюсь, вы не против?
Улыбка на лице матроны застыла. Она прижала руку к груди и тревожно глянула вдоль коридора. «Испугалась, нет ли поблизости мисс Ридли», – поняла я, а потому не стала упоминать о фланельке и добавке мяса. Просто прощально кивнула Пауэр и знаком попросила меня выпустить. Миссис Джелф отперла решетку – однако взгляда моего избегала и на улыбку мою не ответила. Наконец, пытаясь ее успокоить, я сказала, что и не знала, что она в Миллбанке сравнительно недавно. Чем же она занималась раньше?
Миссис Джелф ответила не сразу: повозилась со связкой ключей, закрепляя на ремне понадежнее, смахнула с рукава известковую пыль. Потом сделала некое подобие книксена и сказала, что прежде служила горничной, но хозяйку отослали за границу, а к другой даме она наниматься не захотела.
Мы двинулись по коридору. Я поинтересовалась, устраивает ли ее нынешняя работа. Сейчас ей уже было бы жаль покинуть Миллбанк, ответила миссис Джелф.
– И вы не находите свои обязанности тяжелыми? Да еще такие долгие смены? – спросила я. – Разве у вас нет семьи? Наверное, вашим близким трудно приходится, ведь вы постоянно пропадаете на работе.
Здесь ни у кого из надзирательниц нет мужей, сказала миссис Джелф; все либо старые девы, либо вдовы, как она. Замужних в матроны не берут. У нескольких надзирательниц есть дети, которых пришлось отдать на воспитание в чужие семьи, но сама она бездетна.