Все это время миссис Джелф не поднимала глаз.
– Ну, возможно, именно отсутствие детей и делает вас такой хорошей матроной, – сказала я. – Все-таки под вашей опекой сотня женщин, которые беспомощны, как младенцы, и нуждаются в вашей помощи и наставлении. Полагаю, вы для них всех – как добрая мать.
Теперь миссис Джелф наконец посмотрела на меня, но ее глаза, затененные полями форменной шляпки, казались темными и печальными.
– Хочется верить, – промолвила она и снова стряхнула с рукава пыль.
Руки у нее крупные, как у меня: руки женщины, исхудалой от тяжкого труда или горя утраты.
Желание расспрашивать дальше у меня пропало, и я продолжила обход арестанток: навестила Мэри Энн Кук, фальшивомонетчицу Агнес Нэш, а под конец, как обычно, зашла к Селине.
Мимо камеры Селины я уже проходила, когда свернула во второй коридор; но визит к ней я решила отложить напоследок (как и запись о нем сейчас), а потому, поравнявшись с решеткой, отвернула голову к стене, чтобы не увидеть девушку. Поступила я так из своего рода суеверия. Памятуя о комнате свиданий, я вдруг вообразила, будто стоит лишь мне – пускай даже мельком – увидеть Селину, как некие песочные часы начнут отсчитывать драгоценные мгновения нашей встречи, а я не хотела, чтобы хоть единая песчинка в них соскользнула вниз раньше времени. Даже уже стоя с миссис Джелф перед решеткой, я по-прежнему упорно смотрела в пол. И только когда матрона отомкнула замок, немного повозилась со связкой ключей на ремне, а потом заперла нас в камере и удалилась, – только тогда я наконец подняла глаза на Селину. Подняла – и сразу же осознала, что во всем облике девушки едва ли найдется черта, способная умиротворить мой взор. Я видела выбившиеся из-под чепца волосы, прежде роскошные, а теперь коротко обкромсанные. Видела тонкое горло, на котором когда-то застегивали бархатный нашейник; худые запястья, которые привязывали к подлокотникам; чуть скошенный маленький рот, говоривший чужими голосами. Видела все приметы странной профессии, – казалось, они проступают поверх бледной кожи, подобные следам стигматов на теле святого. Но Селина ничуть не изменилась с прошлой нашей встречи – изменилась я, под влиянием нового знания о ней. Оно действовало на меня исподволь, незаметно – как капля вина на простую воду в чашке или закваска на безопарное тесто.
Внезапно ощутив трепетание в груди и одновременно укол страха, я взялась за сердце и отвернула лицо в сторону.
Тогда Селина заговорила – слава богу, обычным своим, хорошо знакомым мне голосом.
– Я думала, вы уже не придете, – промолвила она. – Видела, как вы прошли мимо по коридору.