На суде Селина ни словом об этом не упомянула, и ей стоило известных усилий сделать такое признание мне. Однако у меня возникло впечатление, что она чего-то недоговаривает и почти хочет, чтобы об остальном я сама догадалась. Но я догадаться не могла. Даже не представляла, что еще там могло быть. Мне просто казалось странным и не очень приятным, что такая дама, какой я воображала миссис Бринк, прозрела в семнадцатилетней Селине Доус дух своей покойной матери и склонила девушку приходить по ночам к ней в спальню, чтобы облекать дух плотью.
Однако на сей счет я ничего не сказала, а стала расспрашивать про Питера Квика.
– Значит, он приходил только к вам?
– Да, только ко мне, – ответила Селина.
– А зачем приходил?
– Зачем? Он мой хранитель и защитник. Мой контактер. Он приходил ко мне – и что я могла поделать? Я полностью принадлежала Питеру.
Лицо ее побледнело, на щеках выступили красные пятна. Я почувствовала, как в ней нарастает возбуждение, оно словно наэлектризовывало спертый воздух в камере. Во мне шевельнулось что-то вроде зависти.
– И каково же было, когда Питер Квик приходил к вам? – тихо спросила я, и Селина потрясла головой: ах, трудно объяснить! Она словно бы теряла свое «я»; с нее словно бы стягивали собственную личность – как платье, или перчатки, или чулки…
– Звучит ужасно, – сказала я.
– Это и было ужасно, – кивнула она. – Но также и восхитительно! Совершенное счастье, чудесная перемена всего моего существа. Тогда я могла переноситься, подобно духу, из низших сфер в высшие и лучшие.
Я непонимающе нахмурилась.
Да как же объяснить-то? – воскликнула Селина. Ах, у нее просто не хватает слов! Она принялась озираться вокруг, ища способ показать все наглядно, наконец остановила взгляд на каком-то предмете на полке – и улыбнулась:
– Вы говорили о спиритических фокусах, Аврора. Ну что ж…
Селина подошла ко мне и протянула руку. Я вздрогнула, тотчас вспомнив о медальоне и странном послании, оставленном в моем блокноте. Но она, по-прежнему улыбаясь, мягко велела:
– Поддерните мне рукав повыше.
Я понятия не имела, что у нее на уме. Коротко взглянув ей в лицо, я осторожно подтянула рукав до локтя. Селина повернула руку ладонью вверх, показывая мне внутреннюю сторону предплечья – белую, очень гладкую, еще теплую от платья.
– А теперь закройте глаза, – сказала она.
После минутного колебания я выполнила просьбу и глубоко вздохнула, готовясь к любым последующим странным действиям Селины. Однако она просто подалась к столу позади меня и вроде бы вытащила что-то из лежавшего на нем мотка пряжи. Затем я услышала, как она отходит к полке и что-то берет оттуда. Затем наступила тишина. Глаза мои оставались плотно закрытыми, но веки трепетали, а немного спустя задергались. Чем дольше длилась тишина, тем неуютнее мне становилось.