Мистер Данс снова рассмеялся. Помню, он смеялся на протяжении всего ужина, причем во все горло, и в конце концов страшно утомил меня своим хохотом. Я зажмурилась и надавила пальцами на веки.
– Сегодня Маргарет выглядит усталой, – сказала тогда миссис Уоллес. – Ты устала, Маргарет? Ты слишком уж волнуешься о своих подопечных.
Я открыла глаза. Свет свечей на столе показался нестерпимо ярким.
– Что за подопечные, мисс Прайер? – поинтересовался мистер Данс, и миссис Уоллес ответила за меня, что я посещаю Миллбанкскую тюрьму и подружилась там со всеми арестантками.
Мистер Данс вытер рот салфеткой и сказал: ну надо же, как интересно!
Торчащая из пояса проволочка колола все сильнее.
– Судя по рассказам Маргарет, порядки там крайне суровые, – услышала я голос миссис Уоллес. – Но эти женщины, разумеется, привычны к тяжелой жизни.
Я уставилась на нее, потом перевела взгляд на мистера Данса.
– Мисс Прайер ездит туда, чтобы их изучать? – спросил он. – Или обучать?
– Чтобы утешать и воодушевлять, – ответила миссис Уоллес. – И наставлять на путь истинный…
– А, понимаю…
Теперь расхохоталась я. Мистер Данс повернулся ко мне и удивленно моргнул.
– Должно быть, вы нагляделись там такого, что не приведи господь, – сказал он.
Помню, я уперлась глазами в его тарелку, где лежали булочка, кусок сыра в голубых прожилках и нож с костяной ручкой, на лезвии которого блестел завиток масла, покрытый бисеринками влаги, словно испариной.
– Да, я всякого там нагляделась, – медленно заговорила я. – Видела женщин, утративших способность связной речи, потому что надзирательницы принуждают их к постоянному молчанию. Видела женщин, нанесших себе телесные повреждения, чтобы хоть как-то разнообразить свое тоскливое существование. Видела женщин, доведенных до безумия. Одна женщина прямо сейчас умирает от холода и недоедания. Другая выколола себе глаз…
Мистер Данс, взявший было нож с костяной ручкой, положил его обратно на тарелку. Мисс Палмер вскрикнула. Мать предостерегающе произнесла: «Маргарет!», а Хелен бросила взгляд на Стивена. Но слова извергались из меня сами собой, я как будто бы ощущала их форму и вкус на языке. Меня все равно что безудержно рвало – заставить меня замолчать было невозможно.
– Я видела кандальную и темную. В кандальной хранятся цепи, оковы, смирительные рубахи и путы-стреножки. Когда надевают стреножки, связанные запястья и щиколотки притягиваются ремнями к бедрам, и женщину в таких путах приходится кормить с ложки, точно ребенка, а если она опорожнится, то так и будет сидеть в собственных нечистотах…