Я уже пять дней не была в Миллбанке, но обхожусь без поездок туда на удивление легко, поскольку теперь знаю, что Селина незримо навещает меня, а скоро придет во плоти и останется со мной навсегда! Я совершенно не возражаю против того, чтобы сидеть дома, беседовать с гостями и даже подолгу разговаривать с матерью наедине. Сейчас она тоже проводит дома гораздо больше времени, чем обычно: отбирает платья, которые возьмет с собой в Маришес, гоняет служанок на чердак то за дорожными сундуками и чемоданами, то за простынями, которыми нужно будет накрыть мебель после нашего отъезда, то еще за чем-нибудь.
Я написала «после нашего отъезда» не случайно: я нашла способ превратить планы матери в прикрытие для своих собственных планов.
Как-то вечером на прошлой неделе мы с ней сидели вдвоем: она – с бумагой и ручкой, составляя списки, я – с книгой и кабинетным ножом, разрезая страницы. За делом я задумчиво смотрела в каминный огонь и, видимо, сидела очень тихо. Однако поняла я это, лишь когда мать подняла голову, неодобрительно поцокала языком и спросила, как я могу быть такой апатичной и бездеятельной? До отъезда всего десять дней осталось, а нужно еще столько всего сделать! Я хотя бы отдала Эллис распоряжения насчет своих платьев?
Не отводя глаз от пламени и не замедляя движения ножа, мягко режущего бумагу, я сказала:
– Ну вот, мама, прогресс налицо. Еще месяц назад ты упрекала меня за нервическую беспокойность. Но сдается мне, ты сильно перегибаешь палку, когда сейчас бранишь меня за чрезмерное спокойствие.
Подобный тон я обычно приберегаю для своего дневника, а в общении с ней не использую. Мать отложила список в сторону и сказала, что насчет спокойствия не знает, но вот за дерзость ей очень даже следует меня выбранить.
Теперь я наконец посмотрела на нее. И теперь от моей апатии и следа не осталось. Я почувствовала… возможно, за меня говорила Селина, но я почувствовала, будто пылаю отраженным светом, не своим, совсем не своим.
– Я тебе не служанка, которую можно отчитать и прогнать с глаз долой. Со мной так нельзя, ты сама знаешь. Но все равно обращаешься со мной как со служанкой.
– Довольно! – быстро сказала мать. – Я не потерплю таких речей в собственном доме, от собственной дочери. И в Маришесе не потерплю…
Ей и не придется ничего терпеть, ответила я, поскольку меня в Маришесе не будет – по крайней мере, первый месяц. Я решила остаться дома, одна, а она пускай едет в Маришес со Стивеном и с Хелен.