Лефтер попытался втолковать эту мысль товарищу, призывая того не унижаться лишний раз перед самодовольным азиатом, но Райан его просто не слышал!
В конце концов расчет Лефтера оправдался: с наступлением темноты солдаты вытащили их обоих из вонючей клетки и отвели в хижину, оставив на попечение туземцев. Руки им связали при этом впереди, и причем каким-то особенным образом: стянули тонкими сыромятными полосками лишь большие пальцы. Правда, при этом намочили путы и коротко обрезали свободные концы так, что без инструментов, одними ногтями и зубами, даже помогая друг другу, развязать ремешки было невозможно.
Да, опасность и пленение раскрыли характер Райана во всей красе! И в медвежьей клетке, и здесь, в хижине, он ни словом не упомянул о своей дикой выходке, не попытался ее хоть как-то объяснить, извиниться перед товарищем, которого подвел. Он только и делал, что без конца жаловался на холод, голод, на головную боль, проклинал штабное начальство, приказавшее ему лететь с Лефтером, японского мальчишку-ублюдка, устроившего диверсию… Рассказывал о фиктивном расстреле, устроенном чокнутым японцем для психологического давления на него – ни словом не поминая о том, что выболтал японскому офицеру гораздо больше, чем следовало.
Дикари в хижине встретили пленных весьма благожелательно. Они освободили им побольше места у очага, напоили отваром каких-то трав и даже предложили еду – что-то вроде кашицы из растертых и распаренных зерен овса.
Ночью, когда в лагере японцев поднялась суета и стрельба, а дикарей куда-то позвали, Лефтер с помощью найденной в хижине костяной иглы и зубов все же сумел развязать узел на мокром сыромятном ремешке у Райана. И, как само собой разумеющееся, попросил Винса освободить и его. Однако Райан оказался слишком занят собой: он с причитаниями долго растирал руки, неуклюже тыкал иглой, несколько раз ронял ее и в конце концов поломал.
Потом аборигены вернулись в хижину, и заниматься распутыванием ремешка при них Лефтер счел рискованным. Хотя дикари относились к пленникам хорошо, надо было учитывать и то, что они сами, скорее всего, были зависимы от японской солдатни. В хижину они вернулись явно расстроенные чем-то. Женщины плакали, мужчины переговаривались вполголоса озабоченными голосами. Они снова напоили американцев травяным отваром – как позже понял Лефтер, на сей раз каким-то снотворным. И когда американцы уснули, они исчезли. Правда, перед уходом дикари оставили рядом большую охапку поленьев для очага и прежнюю кашицу в резных деревянных мисках.