В пятницу последнее дело было просмотрено и сдано обратно хранителю, и Алдошин вышел из архива с двойным чувством – облегчения и тоски. Насчет облегчения – это ясно: партийный архив отработан. Тоску, до зубной боли, вызывала грядущая необходимость общения со старичками-краеведами.
Начну с понедельника, твердо решил про себя Алдошин. Машину ему обещали выдать уже в субботу, и он намеревался для обкатки нового двигателя закатиться с ночевкой на рыбалку. А Абвер со своими сроками пусть горит синим пламенем!
Ретроспектива-3 (январь 1946 года)
Восточное побережье Сахалина
– Ну, что, напарник, подобьем наш хреновый баланс? – нарушил долгое молчание Лефтер.
Пилоты, чтобы согреться, разожгли походный примус и накрыли его жестяным коробом, вытряхнув перед этим из него хранившиеся сигнальные ракеты и фальшфейеры. Чтобы примус «не задохнулся», по краям днища, ставшего импровизированной плитой, пришлось пробить отверстия.
Поначалу, придя в себя после аварийной посадки, экипаж на спасательном плотике добрался до края полыньи и даже сумел подтянуть к себе амфибию – спасибо, боковой ветер помог. Беглая ревизия «груммана» ничего, кроме разочарования, не принесла: было ясно, что своими силами самолет не отремонтировать. Тросы тяги рулей и инструмент в багажном отделении нашлись – а вот лопастей пропеллеров интендантская служба в реестре запасных частей не предусмотрела. Да если бы и предусмотрела – для их замены требовались отнюдь не полевые условия.
Кроме того, было деформировано левое крыло «груммана» и напрочь погнуты стальные откосы поплавка на консоли правого крыла – результат столкновения с дрейфующей в полынье льдиной.
Быстро темнело, и потерпевший бедствие экипаж летающей лодки поначалу принял было решение разбить палатку для ночлега на льдине рядом с самолетом. Однако у восточного побережья Сахалина, было гораздо холоднее, чем на более южном японском острове Кюсю, где дислоцировались основные военно-воздушные силы Экспедиционного корпуса: здесь термометр показывал всего +5 по Фаренгейту (‒15 градусов Цельсия). С учетом пронизывающего ветра теплее, естественно, не становилось, и та самая импровизированная плита из примуса и жестяного короба в насквозь продуваемой палатке имела нулевой согревающей эффект.
К тому же припай под ногами ощутимо шевелился, а издаваемые при этом стонущие звуки путали все мысли, и летчики, не сговариваясь, в нарушение всех правил, перенесли примус с коробом в пассажирский отсек «гуся». Чтобы разместиться в более или менее комфортных условиях, все четыре пассажирских кресла пришлось демонтировать. Амфибия, разумеется, к этому времени успела выстыть, однако герметичность фюзеляжа давала шанс если не отогреться, то, по крайней мере, не продрогнуть до костей. К тому же аккумуляторные батареи «груммана» были полностью заряжены, что позволило включить полное освещение и превратить пассажирский отсек амфибии в довольно уютное местечко.