– Прощения, защитница. Мы просим у вас прощения.
– Прощаю. – Слово почему-то далось мне с трудом. В голове далеким эхом звучали размышления о том, что эти бело-краснорясочные не меньше меня виноваты в произошедшем. – По прибытии в Алую крепость будете усмирять свою гордыню молитвами и трудом. Что еще?
Монах стоял не шевелясь, словно бы обдумывая услышанное, потом открыл рот, звучно захлопнул его спустя мгновение и согнулся в поклоне.
– Не попадайтесь мне на глаза. Я не хочу видеть вас до самого прибытия в Алую крепость. Это понятно?
– Да, защитница. – Он не разогнулся, и я отвернулась и пошла прочь, к своему шатру.
Альвин шел следом, раздражительно молчаливый и выдерживающий дистанцию.
– Ты меня боишься? – Мне вдруг стало любопытно, хотя в душе тут же шевельнулся червячок собственного страха. Задавая вопрос, я не была готова к ответу.
– Нет, ваше высочество, – спустя пару секунд ответил мне оруженосец.
– А почему? – Остановившись, я обернулась к нему, с болезненным интересом вглядываясь в его лицо.
Альвин остановился и несколько мгновений смотрел мне в глаза. Его взгляд был серьезен и, как мне показалось, грустен, но я удержалась от желания самостоятельно влезть в его чувства, дожидаясь ответа.
– Потому что мой страх ничего не изменит. Если я заслужу кару, она будет неминуема, а значит – нет смысла бояться неизбежного. – Он сделал небольшую паузу и опустил взгляд. – Ваше высочество, время позднее, вам нужно отдохнуть. Идемте, ужин уже наверняка стынет.
Я заторможенно кивнула, развернулась на пятках и пошла к своему шатру.
Он точно не мог знать о том, что на подобный вопрос ответила когда-то Светозарной я. Неужели… я стала такой же?
Перед шатром уютно потрескивал костер, в его отблесках задумчивое лицо мастера меча, сидевшего на длинном бревнышке, казалось то демоническим ликом, то мученическим образом. Из-под полуприкрытых век он меланхолично наблюдал за пляшущими языками пламени, периодически шевеля в образовавшихся углях длинной тонкой палкой. Мой приход он вроде бы даже не заметил.
Ужин ожидал внутри шатра: аккуратно поставленная на крышку одного из сундуков медная тарелка еще исходила паром, но один лишь вид еды вдруг вызвал стойкое отвращение. Опустив полог шатра, я села на заправленную постель и несколько мгновений просто смотрела на мигающий огонек масляной лампы, стоящей на том же сундуке.
Больше всего мне хотелось проснуться.
Очнуться от этого кошмара в Олиной квартире, понять, что виной всему «не пошедшее» вино или, может быть, даже тяжелое отравление плохо приготовленной пиццей и что всего этого не было.