Особенно любила Катька поездки в дивизию ранней весной, когда долина окрашивалась цветением многочисленных тюльпанов. Тюльпаны расцветали как-то неожиданно и поражали буйством красок: казалось, им было известно, что им предстоит короткая жизнь, поэтому они стремились прожить её как можно ярче. Пора цветения приходилась на конец апреля — начало мая, и длилась всего несколько дней, от трёх до пяти, после чего палящая жара иссушала долину, и она снова превращалась в унылую пустыню, на которой могли расти только верблюжья колючка, да переносимое ветром «перекати-поле». И вот этот период короткой и яркой жизни завораживал своей красотой не только Катьку и ротного, который умел ценить красоту даже там, где многие её не замечали, — но и весь личный состав восьмой роты. Контраст между яркой цветущей долиной и тёмными суровыми хребтами, простирающимися в обе стороны, рождал в душе какие-то необычные чувства… Сравнить их можно с тем, о чем рассказывают жители крайнего севера России, где бывает такое же яркое и короткое цветение тундры: кто это видел, тот оставил там кусочек своей души навсегда…
В эти минуты не думалось о войне, глаза отдыхали на многоцветии красок, впитывая эту красоту, чтобы через много-много лет она вдруг всплыла в памяти ностальгически-незабываемой картинкой…
А сегодня Катька подставляла свою лисью мордочку навстречу горячему афганскому ветру, наблюдая за шарами «перекати-поля» да бредущей вдалеке парочкой одичавших верблюдов. Эти «корабли пустыни» вызывали у неё лёгкое недоумение своей несуразностью и дикостью. Будучи по натуре дамой общительной и любознательной, она пыталась как-то познакомиться с ними поближе, поскольку опасности от них не исходило, и смотреть на них, как на добычу, ей тоже не приходило в голову. Эта попытка закончилась ничем не только для неё, но и для ротного, который с группой бойцов тщетно гонялись за верблюдами несколько часов на бэтээре, пытаясь запечатлеть себя на фотоплёнку рядом с экзотическими животными.
На броне Катька чаще всего ездила с сапером Петровым, — если впереди на дороге возникал какой-то подозрительный предмет, она соскакивала раньше него, обнюхивая все подходы и сигнализируя лаем в случае опасности.
На башне БМП Сани Порядина было прикручено кресло от КамАЗа, в котором обычно ехал ротный или замполит. Выглядело это очень колоритно: в защитных очках от пыли, бронежилете, с автоматом на ремне, в шлемофоне и берцах, — этакий афганский Рембо. Хотя чаще всего на боевые выезды для удобства надевали кроссовки, а переобувались при посещении дивизионного начальства, однако на офицерские берцы тоже была своя мода. Замполит Фаррахов при этом — с длинной сигарой в зубах. Можно было бы получать полное удовольствие от поездки, если бы не горячий и вездесущий «афганец», — послеобеденный ветер, приходящий в середине лета и дующий до середины зимы, — спасения от него не было нигде. Он забивал песком и пылью глаза, эта пыль намертво въедалась в одежду, в поры кожи, скрипела на зубах. Впрочем, ротный, требуя от бойцов неукоснительного правила: никуда без броника, сам это правило соблюдал не всегда.