Вот брат твой!.. (Воробьев) - страница 2

По натуре я не то чтобы закоренелый фаталист, плывущий по жизни без руля и без ветрил — куда, мол, кривая вывезет, однако в особых случаях в судьбу верю. Верю, например, в то, что бесполезно убегать от того, чего тебе советуют опасаться другие или чего втайне побаиваешься сам. Я знаю достаточно случаев, когда получалось именно наоборот — иные пробовали убегать, остерегались — береженого бог бережет! — да и попадали как раз на то, чего боялись. А сплошь и рядом бывает по-другому: сам идешь навстречу опасности, а она возьмет да и увильнет в сторону, как будто сама тебя боится.

Но это к слову, а что касается меня, то я отмахнулся от предупреждений своего знакомого вовсе не потому, что собирался испытать судьбу, нет. Просто я не думал ни о каких медведях и со спокойной душой забирался в самую глухомань, нигде не встречая ничего опасного.

Так было и в тот день, когда я, прихватив ружье больше по привычке, чем по необходимости, отправился в очередной маршрут.

Было рано, местные жители еще не показывались, и я в одиночестве прошел через деревню, но за ней меня догнали три женщины, собравшиеся по ягоды. Они знали, что я из экспедиции, им, наверное, было интересно поговорить со мной, потому что они не стали перегонять меня, а, поздоровавшись, пошли рядом.

Слово за слово — завязался разговор. Женщины расспрашивали меня про то, про сё, а больше про московскую жизнь, я отвечал им, и мы незаметно подошли к лесу.

И вдруг женщины замолчали и остановились, повернувшись в одну сторону, словно увидели что-то, поразившее их. Не понимая, в чем дело, я тоже остановился и, оглянувшись, увидел на опушке леса, шагах в двадцати от нас, стоявшего в кустах старика.

Старики бывают разные, но такого я никогда не встречал. С длинной седой бородой, с длинными же, косматыми волосами, одетый в какую-то рванину, но босиком, он производил дикое впечатление. Высунувшись из кустов, старик разглядывал нас глубоко запавшими глазами и словно бы принюхивался к нам. И эта странная посадка его головы — вытянутая вперед шея и приподнятый подбородок — о чем-то напоминала мне, но я не мог вспомнить о чем.

Но еще больше, чем старик, меня удивило поведение женщин. Они, все как одна, стали кланяться старику, приговаривая:

— Здравствуй, дедушко! Не сердись на нас, мы тебе худого не желаем. Иди своей дорогой, дедушко!

Я не знал, что подумать. А тем временем старик, издав глухое ворчание, повернулся к нам спиной и медленно скрылся в лесу.

Узнать у женщин, что это был за старик и почему они его так перепугались, мне не удалось. Женщины замкнулись и скоро отстали от меня, свернув в другую сторону.