Растапливать печку не было времени, и Денисов разжег на шестке лучины и на них подогрел молоко. Налил в бутылку, надел на горлышко соску. Вынул медвежонка из лукошка, положил к себе на колени.
— Ну-ка, милок, разевай роток! Молоко-то знаешь какое? Машкино молоко, козы моей, ты и не пробовал такого! Мед, а не молоко!
Но медвежонок, сколько Денисов ни пытался засунуть ему соску в рот, даже и не думал брать ее. Пищал и отворачивался, словно ему предлагали не молоко, а какую-то гадость.
— Да не вертись ты! Ты только попробуй, потом тебя за уши не оттащишь! — уговаривал его Денисов.
Он выбрал момент и ловко всунул соску пищавшему медвежонку в рот. Тот поперхнулся и попробовал выплюнуть соску, но Денисов крепко держал упрямца.
— Ну давай, давай, милок!
Какое там «давай»! Медвежонок не просто запищал, а прямо-таки завопил, и Денисов, перепугавшись — подавится еще, — отдернул руку с бутылкой. Но, дав медвежонку передохнуть, снова разжал ему пастенку и, перевернув бутылку вверх дном, попробовал, чтобы молоко текло само. Но из соски и не капало, ее надо было сосать, а медвежонок ни за что не хотел делать этого.
— Чтоб тебя приподняло да шлепнуло, дурачок! — рассердился Денисов, а рассердившись, решил накормить медвежонка во что бы то ни стало. Не хочет по-хорошему, по-плохому накормим, не для себя стараюсь.
Взяв чайную ложку, Денисов зачерпнул из миски молока и насильно влил его медвежонку в рот. И тут же пожалел об этом и еще больше перепугался: медвежонок, захлебнувшись, зафыркал и зачихал, и молоко полилось у него обратно даже через нос.
Дурачок-то не он, а ты, сам себе сказал Денисов. Додумался — из ложки лить! А если попадет не в то горло? И глазом не успеешь моргнуть — захлебнется, много ль ему надо. Но как же тогда, как же накормить-то? Опять, что ли, с тряпкой возиться?
Но медвежонок, измученный долгим тисканьем, весь мокрый от пролившегося на него молока и не понимавший, чего от него добиваются, не хотел брать и тряпку, и Денисов, сам измученный не меньше, положил медвежонка обратно в лукошко. Ну что ты будешь делать, не пьет, хоть лопни! Теперь уж точно околеет!
В расстройстве Денисов заходил по избе и тут услышал, как заскреблась в дверь чулана Найда, прося выпустить. Ах ты, елки-моталки, хозяин, называется! Совсем голову потерял: собака с вечера не кормлена и на дворе не была, а ему и дела нет!
Денисов открыл чулан и выпустил Найду проветриться, а пока она ходила, он приготовил ей еду. Поставил блюдо перед Найдой и стал смотреть, как она ест. И вдруг подумал: а что, как подложить медвежонка-то к Найдиным щенкам? Какая разница, какое молоко, собачье или медвежье, все молоко. Сам-то козьим хотел напоить. Да и Найде все равно, скольких кормить, четверых или на одного больше. А медвежонок-то как есть щенок, разве чуток побольше, дак Найда этого и не разберет.