— Голова-то дырявая, — сказал. — Давеча еще хотел снять, да заколготился, ты уж не серчай.
После такого облегчения только б и работать, и Денисов именно этого ждал от Белуна, но у того строительство шло из рук вон плохо. Было понятие, но не было навыка, и Белун до всего доходил с большой раскачкой. Но, провозившись целый день, берлогу все-таки соорудил. Какую-никакую, зато свою, а главное — первую.
Ну наконец-то, обрадовался Денисов, родил!
Во все время он так и не отошел от окна, и теперь ему хотелось посмотреть, как Белун будет забираться в берлогу. Оказалось, ничего хитрого. Как большой раскормленный барсук, Белун протиснулся в лаз и тотчас выставил из него голову, словно хотел убедиться, не подсматривает ли кто за ним. Потом скрылся в берлоге и больше уже не высовывался.
Лег, решил Денисов. Вот только дырку не заткнул. А чем заткнуть-то, когда мха нет? Придется сходить надрать, пока светло.
Мох Денисов положил возле лаза, сам не стал затыкать, рассудив, что не его это дело. Может, Белун и не захочет пока затыкать. А захочет — вот он мох, бери.
Дело решилось непростое. Собравшись зимовать, Белун на целых полгода освобождал Денисова от больших забот. Говорить-то было легко, прокормлю, мол, а на самом деле с кормами было туго. Не ляг Белун, пришлось бы всю зиму думать, как бы прокормиться. Правда, у Денисова было заготовлено три мешка кедровых шишек, но что эти три мешка? Дай бог, на месяц. Основной упор в своих расчетах Денисов делал на картошку, а теперь отпадала надобность и в ней, так что были все причины радоваться. Все оставалось в целости — и шишки, и картошка. Перезимует, думал Денисов, вылезет, а я тут как тут: не хотите ли орешков кедровых, ваше благородие? А потом травка свежая полезет, червячки оживут. А начнем в лес ходить — тогда и вовсе разлюли малина, в лесу чего хочешь раздобыть можно. Глядишь, и проживем потихоньку.
Но первое, что увидел Денисов, выглянув утром в окошко, был Белун, сидевший с понурым видом возле своей берлоги. Никто не мог сказать, когда он из нее вылез, может, еще ночью, но он даже не воспользовался свободой и нигде не нашкодил, чего не упустил бы сделать раньше. Непривычно смирный, он сидел под березой и, как собака, меланхолично чесал задней лапой себе за ухом.
«Вот те раз! — изумился Денисов, торопливо одеваясь. — Я-то думаю, он десятый сон видит, а он глазеет!»
— Ты что же это? — сказал он, придя под березу. — Чего вылез-то?
Белун, как видно обрадованный появлением хозяина, терся Денисову о колени, а тот, поглаживая медведя, пытался понять, что заставило его вылезти из берлоги. Ведь лег же, причем сам, никто не неволил, и на тебе. Может, кто испугал? А кто?