Русские беседы: соперник «Большой русской нации» (Тесля) - страница 183

Зримым воплощением этого сложного единства политически расходящихся (вплоть до противоположности) позитивных интерпретаций образа Богдана Хмельницкого стал памятник, установленный ему на Софийской площади в Киеве в 1888 г. Первоначальный проект памятника, задуманного вскоре после Польского восстания 1863 г., на волне патриотического возбуждения, охватившего публику предполагал сложную композицию. Помимо самого Хмельницкого, изображенного верхом, Микешин изобразил скатывающихся из-под ног гетманского коня польского шляхтича, иезуита и еврея, а с противоположной стороны – укрытых под скалой и защищаемых сверху гетманом великорусса, малоросса и белорусса, слушающих пение слепого кобзаря, повествующего о гетманских подвигах и воплощающих идею триединого русского народа. В дальнейшем проект подвергся многочисленным переработкам, направленным в сторону смягчения, чтобы в результате принять знакомый ныне облик, лишившись нетипичной скалы, напоминающей «Медного всадника» (гетман перебрался с нее на курган, более привычный для среднего течения Днепра) и потеряв аллегорические фигуры. В комиссию по сооружению памятника вошли как государственные чины, так и известный борец за «русские интересы» в Южном крае Михаил Юзефович, и один из важнейших деятелей украинского национального движения Владимир Антонович. Открытие памятника было приурочено к июлю 1888 г., когда Киев стал центром общеимперского празднования 900-летия крещения Руси – тем самым подчеркивался конфессиональный характер национального единства, провозглашенного в надписях по двум сторонам памятника: «Волим под царя восточного, православного» и «Богдану Хмельницкому единая неделимая Россия» (вторая из них была авторства Юзефовича). Если сам конный памятник при многочисленных последующих сменах режимов в Киеве не вызывал возражений, то о надписи подобного сказать нельзя – в итоге она была заменена на нейтральную: «Богдану Хмельницкому. 1888». Аналогичные сложности возникли и с направлением, на которое указывал бы своей булавой гетман. В исходном замысле это должна была быть Польша – Хмельницкий символически звал на борьбу с ней, что имело свой непосредственный смысл в контексте 1863 года и борьбы с польским влиянием в Киеве и в Юго-Западном крае Российской империи. Однако в таком случае конь оказывался повернут задом к Михайловскому монастырю, в связи с чем, во избежание соблазна, фигуру было решено несколько повернуть, и теперь гетман стал указывать куда-то на север, что, например, в последнем составленном еще при Российской империи путеводителе по Киеву, авторства Шероцкого, интерпретировалось как «в направлении Москвы». И историческая фигура гетмана, и киевский памятник ему стали актуальны в рамках попыток найти государственную традицию для украинского национального движения, придать ей недостающую временную глубину – в 1918 г. на Софийской площади Съезд хлеборобов провел торжественное «выкликание» гетманом П. Скоропадского, а в 2005 г., за день до официального вступления в должность президента Украины, там же выкликали на гетманство В. Ющенко, равно как в 1954 г. памятник и фигура гетмана стали одними из центральных точек в праздновании «трехсотлетия воссоединения Украины с Россией», где уже в самой формулировке празднования звучала официальная формулировка последних десятилетий Российской империи. Исторические споры, начатые вокруг фигуры Богдана Хмельницкого в «век национализмов», как традиционно принято называть XIX век, звучат по сей день именно потому, что он оказался амбивалентным персонажем – то, что мы знаем об исторической реальности малороссийского гетмана и его времени, дает удобный запас аргументов для любого рода воззрений, в равной степени грешащих лишь одним – историческим анахронизмом, стремлением прочесть события минувшего, прошлого так, как если бы они были современны нам и предполагали для действующих тогда лиц выбор в понятиях, привычных нам, но совершенно чуждых им самим.