Бывая по долгу службы в местах, где жил Иван Григорьевич, я постоянно любовался этим представителем волчьей династии, и тогда мне вспоминалось то далекое, когда человек приучал дикого волка, чтобы он оберегал его от хищников и помогал в существовании. А потом этот дикий зверь под воздействием человека стал собакой — его преданным другом. Не случайно академик Иван Петрович Павлов говорил, что собака вывела человека в люди.
Бывать на охоте с Дозором мне не пришлось, да к тому же, когда он окончательно сформировался и пошел в работу, я по сложившемся обстоятельствам не мог ездить в места, где проживал Иван Григорьевич, но волчий потомок долго держался в моей памяти. А совсем недавно, просматривая кинокартину, в которой главным героем был волк, я вспомнил Дозора, и мне захотелось узнать о его жизни. Я знал, что собаки уже могло не быть. Ведь прошли долгие годы, и все же я обратился с просьбой к Ивану Григорьевичу сообщить мне подробности о своем питомце.
Ответ быстро пришел. Вот что писал мне хозяин Дозора:
«Дорогой друг! Мне тяжело вспоминать об ушедшем четвероногом друге, тем более, его жизнь оборвалась рано и нелепо, в чем отчасти виновен я. Хотя и давно это было, но из памяти моей ничто не исчезло, и сейчас я готов рассказать незабываемые случаи.
Вы помните его преданность ко мне. Ведь он мог выполнить любое мое указание, даже с риском для себя. Он умел подавать предметы, великолепно плавал и однажды, оказавшись вместе с детворой на реке, спас тонувшего мальчугана. Ну, а как сторож, он не имел цены. Не только дома, но и во время моих охотничьих скитаний. Дозор исправно охранял мое добро. Бывало оставлю на его попечение ружье, сумку, охотничий харч и уйду со спинингом по реке. Случалось, рыбалка задерживала меня по нескольку часов, и собака всегда неотступно находилась у моих вещей. На привале я беззаботно располагался и спал крепким сном, зная, что собака оберегает меня.
Вспоминается давний случай. Однажды после осмотра животноводческой формы мы с Дозором возвращались домой. Была поздняя осень, в наших низинах в ту пору осенью проезда не было. Шли мы старой костромской дорогой. Наваливала темень, дождь сеял, как из сита, а огромный лес тревожно шумел, срывая последнюю позолоту. Поравнявшись с полуразвалившейся сторожкой, когда-то служившей приютом заготовителям лесного угля, я решим переночевать, ведь до дома было еще добрых километров пятнадцать трудного пути.
Вначале спать не хотелось, но, согретый огоньком подтопка и теплом улегшегося со мной Дозора, я заснул мертвецким сном. Сколько спал — не знаю, но вдруг я услышал неистовый человеческий вопль и злобное рычание Дозора. Сон мой тут же пропал. Я схватил ружье и осветил темноту карманным фонариком. За дверью при входе в сторожку передо мной предстала жуткая картина. Одного непрошенного „гостя“ собака прижала к земле, а второй с поднятым топором выжидал удобный момент, чтобы нанести удар по Дозору. Прикладом ружья я предупредил удар топора, угрожающий жизни моего друга, а собаке приказал освободить дюжего бородатого мужика, лежавшего под Дозором. Что это были за люди — не знаю. Ведь они тут же скрылись, оставив на память топор, выпавшую, видимо, из кармана пол-литровку, несколько соленых огурцов, да запах винного перегара.