Мы пробирались осторожно, нервы были напряжены до предела. Стало темнеть, на небосводе все отчетливее вырисовывались пунктиры трассирующих пуль.
Бесшумно, вслушиваясь в каждый шорох, миновали вражеские наряды. Прошел еще час. Двигаясь вдоль проводов полевого телефона, мы вышли к немецкому штабу. Видно было, что фашисты не применяли особых мер предосторожности, и это во многом облегчило нашу задачу. Подсоединившись к проводам, мы в течение часа прослушивали разговоры по штабному телефону, получив таким образом важные сведения о вражеских частях, их численности. Разведали, где огневые позиции, узнали расположение и места охраны железнодорожного состава с горючим.
Далее продвигались очень осторожно, кое-где ползком. Сейчас, спустя несколько десятилетий, трудно себе представить, сколько мы прошагали в ту ночь. Собрав необходимые сведения, двинулись в обратный путь. Не забывали напутственных слов майора Филиппова: «От вас зависит судьба сотен людей». Поэтому пробирались с максимальной предосторожностью. Ежесекундно были начеку.
Начинало светать. До расположения нашего соединения оставалось не более трех километров. И тут в бинокль мы заметили, что из нашего тыла возвращаются вражеские разведчики. Фашистов было трое. Мы находились как раз в знакомой уже дубовой роще.
«Что делать? Как быть? Заметили ли они нас или нет? Мы собрали важные сведения. Надо думать, что и они осведомлены о наших силах и местонахождении»? — пронеслось в голове.
Принимаю решение захватить вражеских разведчиков в плен или в крайнем случае уничтожить. У Петренко и Смирнова было по винтовке СВ, у меня автомат, кроме того, у каждого — пистолет, кинжал и по две гранаты.
Когда немцы подошли ближе, мы увидели, что они вооружены автоматами.
Расстояние между нами сокращалось с каждой минутой. В бинокль было отчетливо видно, что один из них в форме обер-лейтенанта, а двое других — солдаты. Шли они открыто, во весь рост, без маскхалатов.
«Как же наши прохлопали их»? — подумал я с горечью.
Между нами осталось около ста метров.
— Смирнов, займешься левым солдатом, а ты, Петренко, — правым, — тихо приказал я. — Офицера беру на себя!
Наступал момент развязки. Тогда мне казалось, что я правильно распределил силы, кроме того, нашим союзником должна была стать внезапность.
Было совершенно ясно: немцы нас не видели.
— Не стрелять! Действовать только кинжалами! — приказал я.
Каждый из нас приготовился к схватке и выбрал себе место поудобнее для нападения.
Немцы шли цепочкой, офицер — последним. Как только они поравнялись с нами, мы неожиданно набросились на них. Мой противник оказался сильнее меня физически. Он был натренированным и ловким, сумел вырвать кинжал и всадил его мне в правую руку. Кинжал вошел глубоко и застрял, и фашист стал меня душить. Перед глазами все завертелось, земля ушла из-под ног, дубовая роща оказалась над головой и стала падать на меня. Что было дальше, не помню. Очнулся от сильного толчка. Ничего не могу понять. Трудно дышать… Кровь на лице… Нестерпимо острая боль в правой руке.