Ничего Высший не стирал.
Заблокировал. Наглухо.
Оставил какие-то крохи, обрывки.
Я не смогу принять третий Призыв.
Из соседней комнаты донёсся шелестящий звук, шёпот маленьких лапок, когда несколько фрагментов чистильщика вбежали внутрь.
Вбежали и замерли.
Потом послышался писк, радостный и возбуждённый. Чистильщик почуял добычу.
– Бегите! – выкрикнул я, уже не таясь. Схватил Милану за плечи и потряс. – Бегите!
Послышался новый звук, быстрый, словно что-то стремительное ворвалось в помещение.
В следующий миг случилось всё сразу.
Дарина шагнула к дверям, слегка наклоняясь в боевой стойке жниц. Взгляд Миланы прояснился, будто она очнулась от забытья.
А маленький тэни вынул палец изо рта, протянул руку и прикоснулся к моему лбу.
Плотина во мне хрустнула и раскололась.
Мир застыл и утратил цвета.
Стал чёрно-белым, как рисунок в книжке.
Утратил объём.
Превратился в двумерную схему, где двигался только я.
Я потянулся к Дарине, Милане и мальчику тэни. Его звали Карир, ему было три с половиной года, и в нём пылал непроявившийся Смысл.
Мысленно я склонил голову и пообещал, что все мои действия временны и вынуждены.
Потом вобрал Дарину, Милану и Карира в схему своего существования.
И вышел в реальный мир.
Девчонки исчезли, и мальчик исчез.
Я стоял, глотая воздух, скорее по привычке, потому что в дыхании не было никакой необходимости.
Второй Призыв – это было очень круто. Почти на грани предсингулярной личности, близко к силам Прежних и Инсеков.
Как лихо я сражался с гвардейцами в этом самом городе…
Но теперь я не просто я.
Нас стало больше.
В дверях возник танцор. Он появился так быстро, словно материализовался из воздуха. Неподвижное белое лицо с застывшими в полуулыбке тонкими чертами уставилось на меня.
Я-мы смотрел на танцора и скапливающихся за ним «тюменских мышей».
Передние и боковые руки танцора протянулись ко мне. Из кончиков пальцев выхлестнулись тонкие, будто стилеты, силовые лезвия.
Потом танцор переместился к нам, вращаясь в стремительном фуэте. Все шесть рук ударили по мне, лезвия пронзили тело, танцор замедлился и остановился, выжидая.
Я-мы перевёл взгляд на чистильщика.
Две женские ДНК, краб и опоссум. Господи, зачем опоссум-то? Чтобы откуда-то взять мех? Краб – понятно, краб отвечал за короткие клешни у рта. Удивительно мерзкая биоформа.
Фрагменты чистильщика затряслись и превратились в белую слизь.
– Kuka sinä olet?[7] – спросил танцор. У него чуть-чуть шевелились губы, как у хорошей куклы.
Почему-то я-мы раньше не думал, что он умеет говорить – нормально, ртом, как люди. Хотя почему бы и нет?