— Сами хоть понимаете, во что ввязались? — спросил хозяин.
— Ох, понимаю… — покаялся Егор, оглаживая синяк под левым глазом.
— Да я не о том… — поморщился собеседник. — Сочувствую, конечно, вашей производственной травме, но… Я о законе.
— А что закон?
— Вы представляете вообще, что у нас начнётся, если его примут?
— Да мало ли у нас законов принимали!
— Стало быть, не представляете… — Собеседник вздохнул. — Вот, допустим, ограбил я вашу квартиру. А по закону-то выходит, что виноваты вы сами — не поставили на сигнализацию, не навесили дверь понадёжнее… Словом, ввели меня во искушение… Синячок трогаете? Ну так, поверьте мне, синячками дело не ограничится…
«А ведь и впрямь изуродовать могут, — пришла пугающая мысль. — А то и вовсе пришибить…»
— Мне за это, между прочим, деньги платят, — хмуро напомнил Егор.
— Тридцать серебреников? — последовало язвительное уточнение.
— Вы что меня за Иуду держите?
— А за кого ещё?! — внезапно вспыхнул владелец Рекса, который, кстати, тут же вскочил на хрупкие свои лапки и вновь истерически зарычал на беззащитного депутата. Того и гляди порвёт, как грелку.
— За кого ещё?! — с вызовом продолжал сосед по подъезду. — Вот примут закон. И где тогда правды искать?
— Можно подумать, вы её сейчас где-нибудь найдёте! — буркнул Егор.
— Пожалуй, что и не найду, — подумав, согласился тот. — А какой, простите, срок вам дали на то, чтобы… м-м…
— Испытать законопроект? Месяц…
— Я вот к чему. Вас ведь пока ещё гоняют забавы ради — за то, что депутат… за то, что никто за вас не вступится… Так, хиханьки-хаханьки… А ну как сообразят, вроде меня, что дело-то куда серьёзнее? Каждый ведь окажется в вашей шкуре, если примут… Что тогда?
— Не сообразили же до сих пор!
— Сообразят. А не сообразят — я подскажу. И не надо так на меня смотреть! Если вы, Егор Петрович, сами не ведаете, что творите… в какую вы нас всех яму тащите… Пеняйте на себя!
Вдалеке, возле свежепобеленной ротонды, обозначились двое небрежно одетых мужчин и озабоченно принялись озираться.
— По-моему, по вашу душу, — холодно произнёс собаковладелец.
Егор Ненахов вскочил — и кинулся прочь.
* * *
Оказавшись в своей однокомнатке, он заперся на оба замка, кое-как унял сердцебиение, потом побрёл на кухню, где принял стопочку отдающего торфом виски. Подсел к столу и пригорюнился, в полной мере ощутив горькое своё сиротство.
И пожаловаться некому. Один-одинёшенек. Хотя, может, оно и к лучшему: будь у него семья — глядишь, и семье досталось бы. Не зря же Дементий Сидорович выбрал именно его — бездетного, разведённого. Неужто предвидел, что противники иного законопроекта ни перед чем не остановятся, даже перед похищением родных и близких? А потом скажут: сам спровоцировал…