Умягчение злых сердец (Привалихин) - страница 28

— Кто видел? — Бороносин чуть подался вперед. — Я никого...

— Видели — и все.

— Ладно, был, не отрицаю, — второй окурок полетел в бочонок с водой. — Но какой я свидетель? Никого не встречал.

— Значит так и запишем в показаниях. — Шатохин окинул взглядом железнодорожника-вахтовика. — И вместо того, чтобы разглагольствовать о собачьей гиподинамии, вы бы лучше оделись. Ради приличия.

Бороносин молча поднялся: подобрав полотенце, ушел в баньку. Вернулся в брюках и в клетчатой рубашке с широким воротом, в домашних тапочках.

— Дома есть кто-нибудь? — спросил Шатохин.

— Один. Тетка за молоком ушла. В избу пойдем.

В кухне тикали ходики, пахло медом. На столе, застланном клеенкой, был лишь цветок герани в горшке. Бороносин переставил его на подоконник, сел. Шатохин — напротив.

— Значит, в день происшествия на болотах вы были, но никого не видели и ничего не слышали? — спросил, вынимая из портфеля бумагу, ручку. — Так?

— Так.

— А в этих местах как оказались?

— Тетку проведать.

— Раз за пять лет. И то зашли не сразу, обогнули поселок стороной. На болота-то зачем подались?

— А что, нельзя? Гулял по болотам, — огрызнулся Бороносин.

— И все же, свидетель, давайте посерьезней. Вы оказались вблизи от места преступления. Чужие здесь раз в десять лет появляются.

— По личным делам был.

— Точнее?

— Белозор собирал.

— Что за белозор?

— Трава такая. Мочегонная. Или ветрогонная. Мне без надобности знать.

— Собираете, не интересуетесь что. Для чего?

— Для денег. Врач один попросил в поезде. Он народной медициной занимается. Травами лечит.

— Ближе нигде нет мочегонно-ветрогонной?

— Я не нашел.

— Врач-то заплатить обещал, адрес оставил?

— А как же. В Харькове живет. Все записано. Дома у меня.

— Хорошо. А вот это, — Шатохин наклонился к портфелю, достал и развернул рисованную от руки карту, переданную ему нештатными инспекторами, — ваша?

— Моя.

— Кто ее делал?

— Сам.

— Когда?

— Ну, — Бороносин замялся, — зимой.

— Нынешней?

— Да.

Явно не сходились концы с концами у Бороносина. Пять лет не наведывался в Силантьевку. По памяти, что ли, рисовал? Или тайно периодически бывал на болотах? Возможно. По крайней мере ходит по ним уверенно. Тогда зачем вырисовывать в подробностях болота? Нелепо. Шатохин решил пока не касаться этих несоответствий.

— Как вы объясните, что на карте отмечены все ограбленные дома староверов?

— При чем тут «ограбленные»? Просто дома. Старые юрты есть — и они на карте. А больше и помечать нечего там.

— Хорошо. Вот еще «просто дома́», — Шатохин указал на обозначенные на карте крестиками староверческие скиты. — Это совсем в другом конце района. И около них проходы в болотах отмечены. Зачем?