Граф Камилло Бензо Кавур стоял перед зеркалом и расчесывал узенькие, как стрелки, бакенбарды. В зеркале отражалось бледное лицо с приплюснутым горбатым носом, с торжествующе приподнятыми уголками тонких губ, светлыми глазами, остужаемыми блеском квадратных очков без оправы. Зеркало отражало лицо юноши сдержанного, иронического, замкнутого, почти непроницаемого, не могущего скрыть только одного: лицо это явно нравилось его обладателю.
Граф Кавур был мал ростом, ему пришлось отступить, чтобы убедиться, что надо немного подобрать живот и поправить пояс на лейтенантском мундире. Несмотря на юные годы, граф был склонен к полноте. Улыбка скользнула по его губам. На мгновение фигура, которая доставляла столько огорчений, показалась ему стройной и пропорциональной. Он взял со стола перчатки.
Вечер в семье Паулуччи сам по себе мало привлекал Кавура, но повод — приезд из Неаполя Эммануеле, племянника губернатора, радовал. В Туринской военной академии Эммануеле был единственным воспитанником, с которым он дружил. Один лишь Эммануеле понял его, когда Кавура отчислили из пажей принца Карла Альберта, ныне короля Пьемонта, то ли потому, что принц не хотел видеть около себя «мальчишку, разыгрывающего роль якобинца», то ли за «нерасторопность и грубую независимость». Ученики академии, прежде ему завидовавшие, стали злорадствовать. А Эммануеле сказал: «Представляю, каково тебе было при дворе! Принц так похож на паука». Камилло был благодарен ему за сочувствие. Но если уж пошло дело на сравнения, Карл Альберт больше похож на хамелеона. Сколько раз в жизни он менял окраску! Да что там жизни — в течение дня! То он пытался, еще будучи принцем, опереться на либеральные круги, обещая благодетельные реформы, которые последуют, как только он займет престол, то пресмыкался перед своим дядей — королем Карлом Феликсом и даже дал ему торжественное обещание «охранять органическую форму монархии». Занятый галантными похождениями, в то же время носил власяницу, соблюдал все посты. Паук? Нет, паук — прямодушное, безобидное существо по сравнению с этой тварью, дрожащей и к тому же вредной, опасной тварью! Мысленно граф никогда не стеснялся в выражениях. Впрочем, он тут же рассудил, что не стоит расстраиваться из-за пороков монарха. Добро бы он еще стремился к придворной или политической карьере, а ныне пути их расходятся далеко. Он стал инженером — самый разумный выбор в стране, где нет парламента. Сколько лет болтают о постройке железной дороги в Пьемонте, есть надежда, что от слов перейдут к делу. Стать во главе его — деньги! А деньги — та же власть.