Это были поиски пути. Ощупью, в темноте. Джузеппе и сам толком не знал, чего искать, только верил, что рано или поздно наткнется.
Однажды — это было в 1833 году — зашли в Таганрог взять груз пшеницы. В этом городишке на краю огромной непонятной России обыватели все еще вспоминали о загадочной кончине в их захолустье самого царя — Александра I, победителя Наполеона. В прибрежной траттории — а по-здешнему кабаке — матросам с иноземных судов рассказывали о том, как внезапно в «бозе почил» император, как поспешно в свинцовом гробу было увезено его тело в Санкт-Петербург. Сиделец, которого грузчики звали «государь наш батюшка Сидор Карпович», великан с рыжей бородой в кумачовой рубашке, выпущенной из-под жилета, поднес Гарибальди чарку водки, соленый огурец и жбан кваса. За соседним столиком пировали греки. Русский офицер, склонившись над столом, что-то быстро писал на листках из тетради. Мухи тучей облепили на стойке блюдо с непонятным русским кушаньем — холодцом. Джузеппе хотелось пить, он большими глотками отхлебывал кислый пенистый квас. Сидор Карпович тронул его за плечо и показал в угол.
— Карбонары… — и отошел.
Там в углу звучала родная лигурийская речь. Джузеппе прислушался. Говорил невысокий крепыш, стриженый, в полосатой фуфайке, короткие рукава растягивала груда бицепсов. Подвижное лицо менялось каждую минуту.
— …Спросите у француза, откуда он родом? Ответит — из Франции. Англичанина спросите — скажет: из Англии. Почему же мы раздроблены, как стеклышки в церковном витраже? Лигурийцы, савойцы, тосканцы. Что мешает объединиться? Мешают короли! Каждый хочет быть первым в своей деревне. Каждый враг своему соседу. Знаете сказку про деда и внука? Старик дал мальчику хворостину — переломи! Внук сломал. Дал ему две. Тоже сломал. Тогда связал веник. А теперь попробуй! Ничего не вышло у мальчика. Вот этим бы веником по заду всем тиранам. Мы за республику и объединение! Мы больше не будем лигурийцами, тосканцами, неаполитанцами, не будем пьемонцами, венецианцами, сицилийцами. Мы будем итальянцами!
Гарибальди, как подошел с чаркой водки к этому столу, так и замер. Еще никому не удавалось так ясно выразить прораставшую в нем мысль.
Через час они уже сидели за столиком вдвоем с этим витией. Его звали Джованни Баттиста Кунео, барка его уходила с рассветом. «Но мы еще встретимся», — говорил Кунео. Из всей компании он предпочел Гарибальди и готов был говорить с ним до полуночи, раз он размышляет над жизнью всерьез.
Карбонарий?.. Нет, он не карбонарий. Карбонарство — это вчерашний день борьбы… У карбонариев никакой политической программы, одна магия да мистицизм. В Неаполе в глубоком подвале верховная ложа и на черной стене распятие — «Христос был первой жертвой тиранов…» Похоже на монашеский орден. Нет, это все позади.