— Но и лекарства от нее нет. Ваши дни сочтены.
— Верно. Несмотря на то, что я прожила в этом краю долгие годы, тело мое так и не привыкло к чужому климату, и людские болячки медленно подточили мое здоровье. Наверное, такова воля богини. Расплата за то, что я покинула свой дом…
После недолгого молчания Чият пристально взглянула на собеседника и произнесла:
— Я вижу, вы много знаете об этом заболевании.
— Моя младшая сестра умерла в детстве из-за него, — прошептал Ашарх, болезненно поморщившись от дурных воспоминаний. — У вас все те же признаки налицо.
— Надо же. А я ведь не хотела вас посвящать. Но так, наверное, даже лучше, что вы обо всем догадались сами.
— Почему?
Чият запустила руку в карман своего белого передника и вытащила на свет маленький плотно свернутый свиток, перевязанный зеленой лентой. Она протянула его собеседнику.
— Это письмо для Лантеи. И я прошу вас передать его ей. Но не сейчас, а когда вы достигнете Бархана. Лишь тогда, на самом пороге. Ни раньше, ни позже. Так нужно.
Профессор протянул руку и забрал свиток. Он покрутил его между пальцами пару секунд.
— Что в нем?
— Правда, — с горечью в голосе призналась тетя, — о моей болезни, и о том, как я держусь из последних сил все эти дни, лишь бы она не догадалась о плачевности моего положения… Я рассчитывала на то, что Лантея в это время давно уже будет в столице, и тогда ей не придется наблюдать за моей агонией. Но она вернулась, и я с трудом вынуждена притворяться здоровой.
— Зачем это все? Почему вы не скажете ей правду прямо сейчас? Она ее заслужила. Вы ведь осознаете, что после ей будет гораздо больнее узнать о вашей кончине?
— Конечно, я все осознаю… Но, есть кое-что, с чем я не способна совладать. Может, вы и не сумеете понять меня до конца, профессор. Но я боюсь.
— Боитесь? Чего? — опешил Аш.
— Вот видите, вы уже не понимаете, — сказала Чият и пожала плечами. — Я никогда ничего не боялась в своей жизни. Не боялась гнева родной сестры, не побоялась пересечь горы, не побоялась осесть в людском краю, жестоком и чужом. А сказать Лантее правду боюсь… Да! Я труслива! И надеюсь, когда-нибудь она сумеет меня простить за эту слабость. Но сейчас она не должна видеть, как я умираю, день за днем выкашливая куски собственных легких. Нельзя, чтобы она сидела у моей кровати и рыдала над холодным телом, позабыв о собственных целях и стремлениях.
— Вы поступаете с ней слишком жестоко.
Ашарх поднялся с лавки, сурово нахмурив брови. Все услышанное оставило в его душе горьковатый осадок, тяжелой волной отвращение к Чият наполнило его сердце.