«ДОСИТЬ КРОВИ I ТРУПIВ
Шаповали, Натiеви й инши, iм же нема числа, святкують свято помети над безвинними, безбройнымй людьми. Звiдусiль, з Ромодана, Гребiнки, Пирятина, Лубен, Полтави, Харькова I т. д. носуться стогни i сльози, прокльони i прохания до нашого уряду визволнити люднеть вiд свовольних каiвв, котрi в супереч Универсалам Центральноi Радi I напрямковi полiтики мiнiстрiв направлять свiй суд, суд помсти, кровi i трупiв»…[148]
Еще более определенно заявляет в заседании Малой Рады 18-IV-18 г. представитель сионистов г. Гроссман:
«В провiцii немае нiякоi влади, а та влада, яка э дiскредитуэ украiьский уряд. Населения змущено на мiсцях, на жаль, звертатися за допомогою до нiецкоi вiйськовоi влади. До нас що дня прибувають депутацii, яки передать про тi вбивства, грабунки й насилля, що вчиняються на мiсцях.
Все це дiло рук украiньских солдат або осiб, що зовуть себе солдатами. В ночi тайно риють домовини i без свидацтва лiкаря сведкiв передають землi замученi жертви. На станцii Ромодан ви побачили б трупи людей, яких украiньскi солдати викидають на полотно залiзници»[149] и т. д.
В воплях украинской социал-демократической газеты кое-что, конечно, надо отнести за счет специфической социалистической психологии того, послекеренского времени. Так, например (№ от 19 апреля), полковнику Шаповалу, назначенному губернским комендантом в Харькове, ставится в вину, что он приказом № 1 (10-IV) вменил жителям в обязанность сдать оружие, а четыре дня спустя (приказ № 2) объявил в губернии военное положение и воспретил митинги. Надо припомнить при этом, что военные действия против большевиков продолжались (Харьков был занят вторым Запорожским полком полковника Балабачана в ночь на 8 апреля). Таким образом, украинские социалисты хотели войны (они ее не отвергали) без военного положения. По существу, на то же самое вполне справедливо жалуется Петров, описывая свои переговоры (ч. II, стр. 146) с представителями социалистических партий в Хороле:
«Отже значиться: вирвiть добродiю бурян, але крий Господи нас до нiчого не вмiшуйте… а з такою чинностю далеко не поiдет»[150].
Однако и с этой поправкой на «керенскую» психологию факты, приведенные, например, а запросе Гроссмана, остаются фактами. Соответствовали ли они действительности? Теперь я могу обратиться к рассказам очевидцев и участников событий. Приведу только немногие из них. О веселом расстрельщике-гимназисте из полка Дорошенко я уже упомянул, Само собой разумеется, что пленных расстреливали с ведома и разрешения начальства и без всякого суда, Это, конечно, от идиллии очень далеко, но, надо сказать, являлось довольно понятным ответом на зверства большевиков. Украинцы расстреливали в порядке взаимности, и очень мало кто из офицеров и солдат видел в этом преступление. Вернее сказать, почти никто. Однако оставались безнаказанными и такие действия, которые под порядок взаимности никак не подведешь.