«Если бы я верил в сверхъестественный потусторонний мир, то я бы, пожалуй, сказал, что загробное покровительство Пушкина сыграло в моей жизни очень крупную роль. ‹…› после того как в «Пушкинском Доме» было получено письмо о моих изысканиях и находках в Чехословакии, «Пушкинский Дом» обратился к соответствующим властям с извещением о том, что материалы заключенного Раевского имеют не только огромное литературное значение, но и представляют и общегосударственную ценность. В официальном письме «Пушкинского Дома» содержалась также просьба запросить у заключенного Раевского некоторые дополнительные сведения. Это участие учреждения Академии наук в судьбе ЗК Раевского, несомненно, сильнейшим образом повлияло на отношение местных властей к означенному заключенному. Начальник санчасти как-то сказал мне откровенно:
– Нам приказано выпустить вас живым и здоровым.
Я стал, таким образом, не просто заключенным, а заключенным пушкинистом, а это далеко не одно и то же»[67].
Здесь же, в лагере, он пишет работу «Новое о Пушкине», которую не успевает закончить. Впоследствии начальник санчасти переслал Раевскому этот труд в Минусинск, в настоящее время он также находится в «Пушкинском Доме».
Пушкин Пушкиным, но он-то как раз меньше всего интересовал лагерное начальство, а вот когда вдруг выяснилось, что Николай Алексеевич в студенческие годы проводил научные исследования, связанные с кровообращением клопов, оно теперь же решило, что Раевский незамедлительно должен эти научные знания использовать с практической пользой, и его назначили «заведующим клопоистреблением». Было дано нешуточное задание извести кровососущих насекомых в лагерном быту. Николай Алексеевич прекрасно понимал, что полностью от постельных клопов в условиях лагерной жизни избавиться невозможно. «Специалистом по клопам я, конечно, не был, хотя довольно основательно изучил их анатомию, но дело ведь шло не об анатомии клопов, а об истреблении оных. А я до сих пор истреблял клопов только вручную в своей студенческой кабинке в пражском общежитии, куда клопы были завезены студентами, приезжавшими с Балкан, и в теплом помещении размножились чрезвычайно. А тут масштаб – три корпуса заключенных. Что же делать? Приказ есть приказ. Я в течение трех дней обдумал свою задачу и доложил начальнику лагеря, как, по моему мнению, можно ее организовать»[68]. Раевский предложил очень, надо сказать, сложный с точки зрения исполнения, но единственно возможный способ, в котором были задействованы и пары цианида, и известка, и заделывание щелей, а также прожарка всех кроватей, постели и одежды. Оба начальника, и лагеря, и санчасти, согласились с этими предложениями, и результат оказался определенно положительный.