— Семен Григорьевич, а вы думали когда-нибудь о смысле жизни? Да, да, я понимаю, вам не до того, но все-таки… Ах боже мой, это вечный и неразрешимый вопрос, — тогда зачем же дано нам спрашивать и искать? И в самом деле, для какой же святой цели родится человек? Зачем? И мука мученическая камнем давит на сердце, оттого что нету тебе ответа ни в начале, ни в итоге жизни. Ведь нету же!
Семен Григорьевич с нескрываемым изумлением глядел на Зину, даже чуточку отстранился от нее, а она, поняв его удивление, опять улыбнулась своей прежней повинной улыбкой:
— Скучный я человек, Семен Григорьевич. Да и все мы тут такие кислые, вконец испорченные. Куда ни глянешь, везде жизнь, весна, радость света, а нам все мало. Я вот, признаюсь, поглядела на этого веселого кадетика и всем сердцем поняла его счастье, а подумала о нем дурно.
— Но это вы напрасно, Зинаида Васильевна, насчет скуки-то. Жизнь, она ума требует, и, хочешь не хочешь, приходится думать. Как, скажем, сделать то или другое, чтобы и себе и людям было легче, лучше. Ищешь, ищешь да иногда и наткнешься. Радость-то какая! А я вас вот и не искал вовсе, а судьба привела познакомиться. Вот вам и смысл, потому что мне хорошо с вами. И Егор Егорыч тоже, я мало еще знаю его, а он для меня как светлый день. Дома у нас мир, община, староста — шагу без них не ступи, здесь унтер да фельдфебель — так вот и в года я взошел через чужой ум, будто всю жизнь прожил в доме с заколоченными окнами. А Егор Егорыч увидел меня да и говорит: поживи, солдатик, без испуга, своим рассудком, погляди на белый свет, и, знаете, будто доску отодрал от моего окошка. Нет, что ни скажи, а смысл есть. Теперь, видать, конца службы дождался, и вся душа по домашней каторге слезами исходит, а Егора Егорыча послушаюсь, останусь. К вам, коли хозяевам не в тягость, заглядывать буду. Словом, поживу при открытых-то окнах, может, потом другим помогу осветиться. А день нынешний, Зинаида Васильевна, для меня как первопрестольный праздник.
— Спасибо на добром слове, Семен Григорьевич. Однако человек вы, скажу вам, цельный, потому как идете от жизни, и мы еще будем учиться у вас. Да, да. С наших окон тоже не все доски содраны. А теперь мне, пожалуй, пора, — Зина по-женски неловко подала Огородову тонкую, легкую руку. Он бережно взял ее в свою широкую ладонь, охваченный радостью и волнением.
— В следующую субботу, Семен Григорьевич, ждем вас. Приходите. Если и Егора не будет. Слышите? Егор часто отлучается, и порой надолго, а вы все равно приходите.
— Одно ваше слово, Зинаида Васильевна.