Изумительно точны величавые слова Шекспира: «Чем выше храм, тем больше ширится душа и разума святая служба». Наше начинание казалось нам исключительно важным, и, когда неожиданно разрешение все же было получено, нас охватил чисто юношеский энтузиазм, хотя все уже перевалили за тридцать. Мы не имели никаких связей, не искали протекций, а ограничились пассивным ожиданием ответа на прошение, поданное от имени кузена и Лазаревского, как редакторов-издателей, и много раз перечитывал я сухую казенную бумажку, не веря глазам своим.
Что же касается получения средств на издание, здесь не встретилось ни малейших затруднений. Тонкий юрист, Каминка выработал очень удачную конструкцию товарищества на вере, она и была усвоена впоследствии целым рядом журнальных предприятий. Полными товарищами – неограниченно ответственными – являлись члены редакционного комитета. Остальные участники отвечали лишь в размере взятых ими паев или пая, определенного в 500 рублей. Состав пайщиков украшали все светила петербургской адвокатуры – Герард, Люстих, Карабчевский, Миронов, Пассовер, Потехин, ни от кого мы не получили отказа и лишь, по настоянию Каминки, прекратили дальнейший сбор, когда капитал достиг 30 тысяч рублей.
На мою долю выпало, между прочим, приглашение А. Я. Пассовера, что и дало мне счастливую возможность познакомиться с этим необыкновенным человеком.
Итак, разрешение в кармане, и средства мобилизованы, надо оснащать корабль. Самое комичное, что наибольшие трудности представляло крещение детища: мы придумывали разнообразнейшие сочетания слов – законность, закон, суд, жизнь, юриспруденция – и все отвергали, пока Лазаревский робким голосом не предложил нам, уже совсем отчаявшимся, назвать tout court[40] – «Право». Привыкнув к неудачным попыткам, все уже держали на кончике языка – нет, не годится! – но вдруг недоуменно переглянулись, кто-то заметил: «А пожалуй, недурно!» И еще через минуту стали поздравлять Лазаревского и без конца повторяли: «„Право“! „Право“! Очень хорошо! Отлично!» И название это вошло и стало частью души нашей.
А самое невероятное было то, что председателем редакционного комитета избран был я, то есть на меня возложено было и редакционное, и хозяйственное ведение дела. И если бы не наследственное легкомыслие, разгонявшее неприятные напоминания о разорении предков, бравшихся за чуждые им дела, я, конечно, отказался бы от занятия поста, к которому не было ни малейшей подготовки. А под Новый, 1899 год, когда пробные четыре номера «Права» уже определили его шумный успех, говорил жене, обмениваясь новогодними пожеланиями: «Не верю до сих пор и не понимаю, как это произошло».