Между утренними занятиями в «Праве» и вечерними заседаниями с горячими оживленными беседами, в центре коих стоял вопрос о благе родины, вклинивалось днем посещение министерства, где не было ни малейшего одушевления, где разговоры вращались вокруг балета и военных парадов, где Веревкин наставлял заботиться о стилистике, а содержание разводить водицей, где за бумагой никто ничего не видел и, в сущности, царил фамусовский принцип: «подписано, и с плеч долой». Никто из сослуживцев ни разу не спросил меня о «Праве», вероятно, никто и не читал его, а большинство и не видело. Сюда, в мрачное здание, сквозь толстые стены не проникали дуновения общественной жизни, точно она вообще расцветала на другой планете. Здесь же бюрократическая машина по-прежнему усердно и как будто без перебоя работала, но маховик вертелся уже на холостом ходу.
Первое столкновение с цензурой произошло на первом номере 1903 года из-за статьи – как это характерно – орловского губернского предводителя дворянства, действительного статского советника и камергера М. А. Стаховича, страстно бичевавшего одно из вопиющих нарушений законности. Статья была предназначена для «Орловского вестника», но не была пропущена цензурой и передана автором нам. «Право» выходило без предварительной цензуры, но прежде, чем номер был сдан для рассылки, цензура успела предупредить, что номер будет конфискован, если статья не будет изъята редакцией. Пришлось покориться, а через некоторое время статья появилась в основанном земцами заграничном журнале «Освобождение», что дало повод придворному журналисту князю Мещерскому обвинить Стаховича в своем журнале «Гражданин», издававшемся на казенную субсидию, в нарушении присяги верноподданнической. Стахович привлек Мещерского к суду по обвинению в клевете, и от его имени обвинителями выступили два блестящих адвоката – Плевако и бывший его помощник Маклаков. И патрон, и помощник оказались потом членами Государственной думы.
Ни князь Мещерский, ни Стахович на суд не явились, последний в это время был на Дальнем Востоке на театре военных действий в качестве уполномоченного Красного Креста, чем эффектно воспользовался Плевако в своей речи. Суд признал Мещерского виновным в клевете, но затем судебная палата отменила приговор и оправдала его.
Назначенный преемником убитого Сипягина, В. К. Плеве начал свою деятельность с беспощадного усмирения крестьянских волнений в Харьковской и Полтавской губерниях, и при нем произвол возведен был в систему и стал красной нитью проходить через все внутреннее управление снизу и доверху. Характер у Плеве был нестерпимый, и иметь с ним дело было невозможно, а бесплотность полицейских репрессий еще больше его раздражала и озлобляла. Поэтому его управление оказало самое губительное влияние на правопорядок и ярко отразилось на хронике «Права», отмечавшей все злоупотребления и беззакония власти. С каждым номером хроника все больше пухла и производила все большее впечатление на общество именно бесстрастием изложения, заставлявшего читателя самому сделать выводы, а цензуре придраться было не к чему.