На мой взгляд, он был самым выдающимся государственным деятелем пореформенной России. В его карьере не было ничего случайного: неуклонно повышаясь, он раньше или позже должен был дойти до поста министра. Но историческое имя доставила ему удачно сложившаяся обстановка. На пост министра финансов он призван был в 1892 году, то есть когда неспособность власти справиться с последствиями неурожая властно поставила в порядок дня вопрос о переходе России к более развитым экономическим формам – к капиталистическому строю, в свою очередь требующему правового порядка. Для осуществления такой задачи больше годился бы представитель нарождающейся промышленности, но такая мысль показалась бы кощунственной властвующей бюрократии, представлявшей кровь от крови и плоть от плоти дворянства, которому индустриализация России грозила окончательным разорением. Витте очень кичился дворянским происхождением, а в душе был настоящим разночинцем. Все его симпатии были на стороне неограниченного самодержавия, а «ум привел к заключению, что другого выхода, как разумное ограничение, нет». Такая двойственность и должна была разрешиться беспринципностью, значительно обостряемой тем сопротивлением, явным, а еще более тайным, которое на каждом шагу встречали смелые экономические реформы. Желание разрубить гордиев узел противодействий еще сильнее влекло симпатии к неограниченному самодержавию и приводило к старому компромиссу: «король неограничен, пока творит нашу волю». Этот компромисс давал ему в руки оружие для борьбы с противниками. Таким образом, все оказывалось в порядке, пока счастье борьбы не изменило…
Я познакомился с Витте, когда он уже был уволен – так внезапно и грубо – с поста министра финансов и любил уличать своих коллег, и в особенности своего злокозненного врага Плеве, в беззакониях и произволе, искренне забыв, что, например, историческую реформу восстановления золотого денежного обращения сам провел с нарушением законного порядка, помимо Государственного совета. Но и теперь он видел болезнь самодержавия в ведомственной розни, я же старался доказать ему, что это лишь симптом болезни. По его убеждению, для излечения болезни достаточно было добиться объединения деятельности министров, для чего и создать кабинет с премьером во главе, причем эта мысль не отрывалась от представления себя в роли премьера. Я же пытался привлечь его внимание к конституционному устройству, которое, за отсутствием практической надобности, так мало его интересовало… После первой беседы, вероятно не без его подсказки, в «Гражданине» Мещерского, читаемом государем, появилась статья, развившая мысль об образовании комитета министров, на что я ответил статьей в «Праве», которое, как утверждают, в 1904 году лежало у государя на письменном столе. В ответ на эту статью Витте снова просил приехать к нему для беседы, и моим успехом было, что, уезжая осенью в Сочи, он взял с собой руководства по государственному праву и по возвращении был ориентирован во всех основных вопросах.