Ровно через неделю, 20 декабря, я опять приглашен был к нему для обсуждения вопроса, примут ли общественные деятели участие в работе по осуществлению указа. Мои сомнения раздражали собеседника, он очень волновался и резко жестикулировал, как бы отмахиваясь от моих доводов. Во время спора зазвонил телефон, после короткого разговора Витте нерешительно положил трубку на рычажок и совсем хриплым голосом произнес: «Вот вам и новость, Порт-Артур пал». А на стойкость Порт-Артура возлагались все надежды, и впечатление от этого известия было подлинно ошеломляющим. Витте стал вспоминать о настойчивых усилиях, которые он прилагал, чтобы установить дружеские отношения с Японией, не жалел выражений по адресу великого князя Александра Михайловича[47], напомнил мне брошюру, в которой изложил всю историю дальневосточной преступной авантюры. Я ответил ему: «Вы совершенно правы, но непостижимо, что вы не хотите сделать отсюда выводы, которые сами собой напрашиваются». – «Да, ничего бы этого не было, будь жив вот этот государь». И он показал на большой портрет Александра III, висевший над креслом за письменным столом.
На этом мы простились, и прямо от него я поспешил в редакцию «Сына Отечества». Эта древнейшая, захудалая газета была в 1904 году накануне самоупразднения, и делались разные попытки оживить ее. Между прочим, я был очень удивлен, когда однажды явились ко мне Анненский с Пешехоновым с предложением принять на себя совместно с ними редактирование, но этому решительно воспротивилась жена, опасаясь за дальнейшее ухудшение моего здоровья, которое подтачивалось пренеприятными нервными явлениями.
Газету приобрел появившийся тогда в Петербурге никому не известный, совсем молодой, тридцатилетний человек С. Юрицын, который тоже обратился ко мне с просьбой взять на себя заведование редакцией. Я согласился лишь на общее руководство, а редакторами рекомендовал моего помощника Ганфмана и талантливого публициста Г. И. Шрейдера, очень покладистого и мирного, как божья коровка, человека. Он принимал участие в «Мелкой земской единице» и «Нуждах деревни» очень дельными статьями, а в 1904 году, летом, неожиданно был арестован. Я содействовал быстрому его освобождению, но и кратковременное пребывание в тюрьме разожгло в нем чувство обиды. По просьбе князя Долгорукова я рекомендовал Шрейдера на пост секретаря «Беседы». Москва еще приподняла его настроение, и, став по возвращении в Петербург редактором «Сына Отечества», он уже был горячим сторонником боевого тона, заслужившего газете большой и шумный успех. Через год газета перешла к эсерам во главе с Черновым, и, в противоположность Ганфману и некоторым другим сотрудникам, Шрейдер не задумался остаться, и постепенно этот мирнейший человек сам превратился в рьяного эсера, заняв крайнее место на левом фланге.