Престиж режима был окончательно раздавлен. Произошел резкий перелом настроения. Несколько членов Государственного совета демонстративно подали в отставку, такой же жест сделал председатель Государственной думы. По запросу о не-закономерности действий правительства за формулу: «акт роспуска и проведение законопроекта в порядке указа – незакономерны, а объяснения Столыпина неудовлетворительны» – вместе с фракцией кадетов голосовало большинство Думы. Один из видных октябристов Шидловский заявил, что «никакого успокоения в стране нет, что, разделавшись с крамолой, правительство сеет новую смуту, и первым революционером является администрация». Через несколько месяцев еще более определенно высказалась Дума по запросу о незакономерных действиях министерства внутренних дел. Эта деятельность признана была «возбуждающей в населении справедливое чувство возмущения, убивающей в народе чувство уважения к закону и власти, препятствующей культурному развитию населения и ослабляющей мощь России».
Если убийство Плеве вызвало чувство удовлетворения в оппозиционных кругах, то драматический конец столыпинского управления вызвал громкий вздох облегчения в сферах. Теперь эсеры сочли нужным отгородиться от убийцы Столыпина Багрова и печатно заявили, что партия никакого отношения к нему не имеет. И наоборот, злейший враг царского режима не осмелился бы вложить в уста государыни поистине чудовищные слова, которые она произнесла в интимном разговоре с Коковцовым: «Если Столыпина уже нет, это значит, что он свою роль окончил и должен был стушеваться. Я уверена, что Столыпин умер (!), чтобы уступить вам место, и что это для блага России».
Таким образом, политический цинизм Столыпина значительно укрепил авторитет оппозиции, роль нашей фракции в Думе со дня на день становилась все более влиятельной и завершилась образованием во время войны Прогрессивного блока под руководством Милюкова. Он превратился в бесспорного лидера Думы, вернее, народного представительства, потому что в блок входили и группы Государственного совета. На администрацию же эта звонкая бравада подействовала как призывной клич: валяй в мою голову! И Россия как бы расчленилась на ряд самостоятельных сатрапий, в коих буквально бесчинствовали щедринские «помпадуры», громкую славу приобрели тамбовский Муратов, одесский Толмачев, ялтинский Думбадзе, нижегородский Хвостов – впоследствии министр внутренних дел.
Однажды пришел ко мне Браудо со странным поручением: «Вчера был у меня приехавший из Нижнего Новгорода раввин и много рассказывал об ужасных притеснениях евреев губернатором. А на днях Хвостов вызвал раввина и заявил, что если „Речь“ не перестанет о нем писать, то за каждую корреспонденцию из города выслана будет еврейская семья. Раввин уверял, что никого в редакции не знает и бессилен повлиять на нее, но Хвостов был непреклонен – если поищете, найдете нужную связь. „Так и знайте – если мне будут досаждать, я и вам буду платить неприятностями“».