Обычно при таких собеседованиях министр бывал окружен блестящей свитой своих подчиненных, и теперь тоже Катенин и другие почтительно ждали у входа, но, небрежно кивнув, Хвостов на ходу громко сказал: «Мне никто из вас не нужен», а беседу с нами закончил словами: «Я знаю, вы недовольны Катениным, уберу его и назначу лицо, достойное стоять во главе цензурного ведомства. Зато от вас жду содействия главной задаче – урегулированию продовольственного вопроса и снабжения армии». Я воспользовался демонстрацией благоволения и обратил внимание на жестокую несправедливость по отношению к В. Л. Бурцеву, который в патриотическом одушевлении вернулся из эмиграции на родину, а его отправили в ссылку. Ни минуты не задумавшись, Хвостов обещал освободить Бурцева и – правда, после нескольких напоминаний – обещание сдержал. Такая тактика, в связи с решительным тоном и подвижностью, заставлявшими предполагать необычайную энергию, производила в тогдашней расслабленной обстановке сильное впечатление даже и на людей незаурядных и вдумчивых. Я был очень удивлен, когда барон Нольде, иногда присутствовавший по службе своей в заседаниях Совета министров, с увлечением рассказывал, что именно такой человек, с твердой волей и энергичной решимостью, теперь и нужен и что Совет министров, безнадежно завядший под мертвящим влиянием Горемыкина, вдруг ожил, и потому можно ждать серьезного улучшения положения.
И партнера Хвостов подобрал себе совсем под стать. Не партнера, а сообщника! Товарищем министра назначен был С. П. Белецкий, уволенный с поста директора департамента полиции. Его дебелая фигура с неприятным голосом, вкрадчивыми манерами и приторной любезностью цепляется в памяти за чудесный рассказ Бунина о пораженной моральным дальтонизмом «простой девке» Насте, превратившейся в Н. С. Жохову, городскую мещанку, и прожившей «хорошую жизнь» (так и назывался рассказ). Точно так же Белецкий, мещанин родом, горбом своим добывший чин тайного советника, шел где напролом, а где ползком к хорошей жизни, и его подробное, в несколько сот страниц показание, данное Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, одинаково драгоценное как психологический документ и как исторический материал, в сущности, представляет рассказ Бунина под чудовищным рефрактором[81]. Тогда мы не знали подробностей этого показания, но было известно, что оба они, и Хвостов и Белецкий, являются ставленниками Распутина.
К Белецкому мне неоднократно приходилось обращаться с ходатайствами об освобождении арестованных охранкой, и он всегда легко и охотно просьбы удовлетворял, хотя бы они касались лиц, сильно мозоливших глаза жандармам.