Вернувшись домой и испугав жену возбужденным видом, я тотчас составил дословную запись беседы (она напечатана была в «Былом», а потом в «Архиве Русской революции»), умолчал лишь о наиболее резких выражениях по адресу царской семьи, а вечером в заседании общества прочел запись, которую тут же Суворин скрепил своей подписью. Через день-другой Хвостов был уволен, Белецкий назначен иркутским генерал-губернатором, а еще два дня спустя и он получил отставку.
Еще до увольнения Хвостова удален был и премьер Горемыкин. От Клячко мы знали о предстоящей его отставке, но, когда Горемыкина предупреждали, он лукаво улыбался и отвечал: «Еще подождете». Перед самым уходом он успел вырвать у начальника штаба Алексеева распоряжение, категорически воспрещавшее оставлять в газетах «белые места». Независимо от морального вреда и технически распоряжение убийственно отражалось на работе: чтобы выиграть время, мы обычно не ждали возвращения из цензуры корректурных гранок и вносили вынужденные поправки в уже сверстанный номер, а вычеркнутые строки изымали, оставляя пробелы. Запрещение пробелов требовало переверстки, что сопряжено с большой потерей времени и запаздыванием газеты. Поэтому, как только на месте Горемыкина появился Штюрмер, мы бросились к нему, он послал телеграмму Алексееву, и на другой день я был по телефону «обрадован» известием, что удалось отменить распоряжение, которое он по настоянию именно гражданской власти и сделал.
По уходе Хвостова Штюрмер захватил ведомство внутренних дел и оказался достойным преемником. Внешне он был полной противоположностью Хвостову. Высокий благообразный старик смиренно-усталого вида, с замедленными движениями и чуть слышной речью, точно превозмогавшей обет молчания, и покорно сложенные на животе руки словно насильно удерживались от осенения крестным знамением.
Штюрмер приставил к себе двух фактотумов[83] – Гурлянда и сотрудника «Нового времени» Манасевича-Мануйлова (Маска), бывшего вместе с тем и агентом департамента полиции. Друг друга они смертельно ненавидели. А Штюрмер в этой вражде, вероятно, и усматривал гарантию от неожиданности – если кто что-либо замыслит против него, другой тотчас донесет.
Двух сыновей своих Штюрмер назначил вице-губернаторами в занятые уже неприятелем губернии царства Польского с выдачей подъемных и прогонных на проезд туда. А через неделю перевел одного из сыновей в Курскую губернию с выдачей новых подъемных и прогонных, а для себя же самого потребовал, ссылаясь на высочайшее повеление, ассигнования в бесконтрольное распоряжение пяти миллионов рублей. Еще через месяц он занял пост министра иностранных дел вместо неожиданно уволенного Сазонова: чем яснее обрисовалась цель его стремления к власти, тем необъяснимее было предпочтение нового поста прежней должности министра внутренних дел, имеющего в своем распоряжении десятимиллионный секретный фонд. Что же это значит? Куда он метит? Неужели нужно ожидать крутого перелома в международных отношениях России? Приученное к самым невероятным сюрпризам общественное мнение не могло отвергнуть и такое предположение, и отовсюду стал ползти шепот о государственной измене.