нескрываемой смертельной ненавистью. На Иматре он никому не давал покоя, всюду совал свой нос, начиная с разведок на кухне, будет ли сегодня пожива чревоугодию, давал советы играющим в карты, барабанил на пианино, муштровал сыновей, ругался с гувернером, так увлекался своими рассказами, что терял способность противодействовать нагромождению фантастической лжи на действительность, причем жена говорила, что муж все шутит, сын – что отец все выдумал, а гувернер кричал, что он все врет. Он и в эмиграции остался верен себе, выныривал во всех европейских столицах, бывал под судом, а вместе с тем он был человеком добрейшей души и широко помогал направо и налево.
Неподалеку от нашего «Туриста» стояла другая гостиница «Каскад», более дорогая и точно так же переполненная. Друг к другу ходили с визитами, взаимно одалживались умственной пищей, в которой чувствовался большой недостаток, самой ходкой, читаемой и горячо обсуждаемой книгой были «Бесы», имевшиеся в нескольких экземплярах. Но пророчество Достоевского не возбуждало желания проникнуть в будущее, спросить себя, что же ожидать дальше, оно успокаивало: ничего, дескать, неожиданного не случилось, все было предусмотрено. Очень шумно встречали Новый год – с шампанским, танцами, дивертисментом под режиссурой Воробейчика, который даже куплеты сочинил. Помню фразу, вызвавшую одобрительные аплодисменты: «Но что же заставляет нас так долго здесь сидеть? Большевики, конечно, о, чтобы им околеть». Когда к четырем утра стали расходиться, то наиболее ретивые отправились в каскад, где веселье только еще разгоралось.
Между тем на Иматре стали появляться чужие люди в белых шапках или с белой повязкой на рукаве, началось постреливание, поезда из Выборга приходили все неаккуратней, и вот уже совсем прекратилось железнодорожное сообщение. В нашей гостинице засел какой-то «штаб», район Иматры становился одним из центров противодействия вспыхнувшему коммунистическому восстанию. Оно началось с Выборга и имело характер местного эпизода, но быстро распространялось по всей Финляндии. В отличие от русского переворота здесь во главе встали не подпольные деятели, а лица всем известные, игравшие ответственную роль в жизни страны: Манер был председателем сейма, и вождь революционного правительства Сирола до восстания состоял членом кабинета. Другое отличие было в правильной систематической организации противодействия: население разделилось на два лагеря, не было промежуточных позиций, никто не предлагал засыпать ров, напротив – стороны соревновались в ожесточении. Позже, когда мы оказались в Сердоболе