Огромная лапища попыталась прихлопнуть чародейку, но напоролась на острое лезвие. Выдернув меч, Василиса запрыгнула на спину великану, пробежалась вдоль хребта и со всей силы всадила остриё между черепом и первым шейным позвонком, навалившись на рукоять всем телом.
Кровь брызнула Василисе в лицо, огр дёрнулся и обмяк. Есть!
Голова никак не хотела отделяться от тела. Василиса с криком махала мечом, словно топором, снова и снова загоняя лезвие в шею великана. Перепачканные руки скользили по рукояти, мышцы сводило от напряжения, а красный снег под ногами таял от горячей крови.
– А-а-а! – заорала Василиса и новым рывком опустила меч. Голова чавкнула и, наконец поддавшись, отвалилась, демонстрируя Василисе белые грани позвоночника.
Чародейка выронила меч и, тяжело дыша, завалилась на снег. От тела огра и от неё, перемазанной в его крови, в воздух поднимался пар. Кровь стучала в ушах, а руки налились усталостью и дрожали. Теперь она вряд ли бы сумела сжать кулак. Над Василисой разлилось голубое безоблачное небо в чёрных трещинах голых ветвей.
– Всё позади, – прошептала она, закрывая лицо рукавом. – Всё самое страшное уже позади.
Она не знала, какие именно воспоминания старается отогнать: о страшном огре, которого нещадно кромсала своим мечом, или о серпе, пронзившем её сердце. Или, может быть, о мор, что пытались забраться в неё и сделать своей.
Сделать своей.
А чья она вообще?
Пленница собственной матери. Игрушка Морены. Цепной пёс Финиста. Была ли она когда-нибудь своей. Хоть когда-нибудь?
Василиса вспомнила Кирши, Тёмного, который одним своим словом заставил её сказать то, что ему было нужно. Тогда она не испугалась, не оттолкнула, не захотела сбежать, но почему же она хочет освободиться сейчас, когда Финист даже не пытается её ни к чему принуждать? Почему она не боялась могущественного Тёмного из легенд, но до дрожи в коленях боится Финиста – обычного чародея, который и колдовать-то не может? Или на самом деле она боится себя и того, что может сделать, находясь рядом с ним? А что она может сделать?
Василиса вытянула перед собой окровавленные руки – два пальца, коснувшиеся вод золотой реки, так и остались чёрными, будто вымазанными сажей. Ещё одно напоминание о её бесконечных ошибках. Василиса пошевелила пальцами и попыталась призвать чары. Невидимая преграда была на прежнем месте, и, как и всегда, только пара искр смогла пробраться сквозь неё наружу. Бесполезные искры – возможно, это всё, что от неё осталось после этого путешествия? Потускневшая оболочка, слабая видимость чародейки, которая когда-то спалила целую деревню волколаков. Возможно, вместе с чарами её покинула и она сама, та часть её, что была наполнена жизнью, смыслом, верой. Василиса смотрела на красные ладони и чувствовала, что исчезает, тухнет, гаснет, как искорка на ветру. Сколько ещё она продержится? Кем станет без чар? Кем она уже стала?