– Думаю, да.
– По крайней мере, примем это за рабочую гипотезу. Предположим, что в каждом случае горело некое вещество, вызывающее странное токсическое воздействие. Отлично. В первом случае – в доме семейства Трегеннис – вещество поместили в камин. Окно было закрыто, однако пламя естественным образом уносило часть паров в дымоход. Следовательно, яд воздействовал слабее, нежели во втором случае, когда для паров не было выхода. Судя по результату, это именно так, поскольку в первом случае погибла только женщина, обладавшая, надо думать, более чувствительным организмом, а остальных присутствующих поразило временное или неизлечимое безумие, явно вызванное наркотиком. Во втором случае цель была достигнута полностью. Итак, факты подтверждают версию об отраве, возникшей в процессе горения. Следуя этой цепочке рассуждений, я, конечно, попытался найти в комнате Мортимера Трегенниса остатки этого вещества. Искать их следовало в первую очередь на щитке лампы. Там, как и ожидалось, я обнаружил несколько хлопьев сажи, а по краям – каемку коричневатого порошка, еще не сгоревшего. Примерно половину этого порошка я, как вы видели, счистил и поместил в конверт.
– Почему половину, Холмс?
– Дорогой Ватсон, не в моих правилах мешать полиции. Я оставил им все обнаруженные улики. Ядовитое вещество по-прежнему на месте, хватило бы им только ума его обнаружить. А теперь, Ватсон, давайте зажжем нашу лампу, однако в качестве предохранительной меры откроем окно, чтобы не допустить преждевременной кончины двух достойных членов общества. Вы сядете в кресло возле открытого окна, если только, будучи разумным человеком, не откажетесь ввязываться в это дело. Ага, так вы собираетесь лично узнать, что из этого выйдет? Я не сомневался, что хорошо знаю моего Ватсона. Другое кресло я поставлю напротив вашего, чтобы мы могли находиться на равном расстоянии от яда, оставаясь лицом к лицу. Дверь пускай будет приоткрыта. Мы будем следить друг за другом и прервем эксперимент, если возникнут тревожные симптомы. Все ясно? Итак, я вынимаю наш порошок – вернее, его остатки – из конверта и кладу на зажженную лампу. Готово! Теперь, Ватсон, займем наши места и станем ожидать, что последует дальше.
Долго ждать нам не пришлось. Не успел я устроиться в кресле, как почувствовал тяжелый густой запах, едва уловимый и тошнотворный. Достаточно было вдохнуть его один раз, как разум и воображение перестали мне подчиняться. Перед глазами возникло плотное черное облако, внутренний голос подсказал мне, что в средоточии этого облака, еще недоступное взгляду, но готовое охватить мои чувства, таится все смутно-чудовищное, все ужасающее и непостижимо злостное, что только есть во вселенной. По краям темного туманного сгустка плавали и крутились неясные формы, каждая из которых предвещала появление некоего немыслимого существа – стража порога, одна тень которого уничтожит мою душу. Мною овладел леденящий страх. Я ощутил, что волосы мои встали дыбом, глаза выпучились, рот раскрылся, а язык превратился в кусок грубой кожи. Смятение было так велико, что, казалось, череп вот-вот разлетится на куски. Я хотел закричать, но вместо своего голоса услышал, словно со стороны, глухое хрипение, исходившее как бы из чужой глотки. В тот же момент, силясь высвободиться, я прорвался сквозь завесу отчаяния и мельком увидел лицо Холмса – совершенно белое, застывшее в гримасе ужаса – той самой, что исказила черты мертвецов. Это зрелище на миг вернуло мне здравомыслие и силу. Я вскочил с кресла, обеими руками обхватил Холмса; вместе мы, шатаясь, кое-как добрались до двери и тотчас же рухнули на травяную лужайку. Мы лежали бок о бок, не сознавая ничего, кроме потока солнечного света, который разгонял окутавшее нас облако адского ужаса. И облако это медленно покидало наши души, будто рассеивался утренний туман; наконец мы вновь обрели покой и способность мыслить: сидя на траве, отерли со лба липкий пот и пристально вгляделись друг в друга, отмечая последние следы пережитого нами чудовищного опыта.