И вдруг я поняла – в окне второго этажа по правую руку от меня, в самом нижнем углу, сквозь прореху в шторе или ставне вижу чей-то глаз. Должно быть, отражение огня в моем камине коснулось его, отчего он засверкал, но потом тут же исчез.
Глаз мог увидеть, а мог и не заметить меня, сидящую в отблесках пламени камина, – вы вольны выбрать тот вариант, который вам больше нравится, я не обижусь, – но что-то пронзило меня даже через оконную раму, будто блеск этого глаза оказался сродни электрическому разряду, и я была ослеплена. Он произвел на меня такое действие, что я больше не могла оставаться одна и позвонила в колокольчик, призывая к себе Фоббинс, после чего придумала для нее несколько поручений, лишь бы удержать ее в комнате. Недоеденный завтрак уже был убран со стола, однако я осталась сидеть на прежнем месте с очками на носу, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону и пытаясь с помощью отблесков огня, а также изъянов в оконном стекле вновь воспроизвести то самое сверкание, показавшееся мне блеском глаза. Но нет, меня постигла неудача. Я видела рябь и трещины на фасаде Дома-на-продажу, смогла даже искривить одно окно и совместить его с другим; но никакого глаза больше не заметила, как и не разглядела ничего похожего на него. Итак, я убедила себя в том, что действительно лицезрела чей-то глаз.
Можете быть уверены, избавиться от впечатления, которое этот глаз произвел на меня, так и не удалось, оно тревожило и не оставляло меня в покое, превратившись в сущую пытку. Прежде я и представить не могла, что стану забивать голову расположенным напротив строением; но после этого глаза мысли о Доме не покидали меня. Не в силах думать больше ни о чем другом, я наблюдала за ним, говорила исключительно о нем, он даже снился мне. Теперь-то я уверена, что это был знак свыше. Впрочем, предоставлю вам самим судить об этом.
Владельцем комнат, где я поселилась, был дворецкий, женившийся на поварихе и с головой погрузившийся в домашнее хозяйство. Сдавать квартиры они начали каких-нибудь пару лет назад и потому знали о Доме-на-продажу не больше меня. Не смогла я получить о нем каких-либо сведений и среди торговцев, равно как и любым другим образом; словом, знала о нем лишь то, что с самого начала поведал мне Троттл. Одни уверяли, будто он стоит необитаемым вот уже шесть лет, другие – восемь, третьи – десять. Но на том, что он никогда не был и не будет сдан внаем либо продан, сходились все.
Вскоре я почувствовала, что из-за Дома могу впасть в одно из своих состояний; так и случилось. Целый месяц я прожила в неописуемом волнении, которое неизменно сменялось кое-чем похуже. Предписания Тауэрза, которые привели меня в Лондон, оказались для меня решительно бесполезны. Светило ли за окном тусклое зимнее солнце, стоял ли густой зимний туман, шел ли нудный зимний дождь или белый зимний снег, мои мысли всецело занимал исключительно Дом. Как и все прочие, я слыхала о том, что иногда в жилище могут поселиться привидения; но со мной вышло иначе – на собственном опыте я убедилась, что в такое привидение способен превратиться целый дом; потому что он преследовал меня.