– Мистер Иавис Джарбер, мадам!
Вслед за этим порог неспешно переступил мистер Джарбер и воскликнул:
– Софонисба!
Вынуждена признать, что да, именно так меня зовут. Когда меня нарекли этим именем, оно выглядело милым и вполне уместным; но теперь, много лет спустя, стало старомодным, а в его устах – еще и высокопарно-комичным. По этой причине я резко бросила в ответ:
– Я прекрасно помню, как меня зовут, Джарбер, и потому вовсе необязательно произносить мое имя вслух.
В ответ на такое замечание этот возмутительный и смешной человек поднес кончики всех моих пяти пальцев правой руки к своим губам и вновь воскликнул, сделав ударение на третьем слоге:
– Софони́сба!
Я не зажигаю лампы, поскольку не переношу запаха керосина и привыкла обходиться восковыми свечами. Посмотрев на старинный канделябр, так удачно подвернувшийся под руку, я решительно заявила ему: если он еще раз позволит себе подобную выходку, я отобью этим предметом пальцы его ног. (Со стыдом должна признать, что, сказав Джарберу такую фразу, я не сомневалась – ему было очень больно.) Но, право слово, в наши с ним годы это уже слишком. Правда, в парке Уэллса до сих пор есть оркестровая площадка, где я на глазах у многочисленной толпы исполнила с Джарбером старинный менуэт, изрядно потоптавшись по его ногам. Впрочем, до сих пор стоит и дом, где я в детстве вырвала себе зуб, привязав один конец нитки к нему, а второй – к дверной ручке, после чего, переваливаясь словно утка, заковыляла прочь. Но как бы я выглядела теперь, в своем-то возрасте, в детском платьице и с ниткой, привязанной к двери, вместо визита к зубному врачу?
Джарбер всегда был смешным и нелепым. Он чудесно одевался, использовал замечательный одеколон, и немало девушек во времена моей молодости многое бы дали за то, чтобы связать себя с ним узами брака; хотя должна добавить, что он не замечал ни их самих, ни тех знаков внимания, какие они ему оказывали, сохраняя верность одной мне. Видите ли, он предлагал мне свою руку и сердце не только до того, как моя счастливая любовь обернулась несчастьем, но и после этого: не один раз и не два, да и не важно, сколько именно. Независимо от того, было их много или мало, в последний раз он сделал мне это предложение, предварительно преподнеся нанизанную на шпильку пилюлю, облегчающую пищеварение. И тогда я заявила ему, смеясь от всего сердца: «Послушайте, Джарбер, если вы не отдаете себе отчета в том, что двое людей, чей суммарный возраст превышает сто пятьдесят лет, являются древними стариками, то это прекрасно осознаю я; поэтому намерена проглотить этот вздор вместе с вашей пилюлей (что я незамедлительно и проделала) и прошу вас более не досаждать мне подобными глупостями».