Вдруг замечает море,
В испуге отступив,
Но за спиной – лишь бездна,
Зияющий обрыв.
XIV
Час сумерек усилил
Цветочный аромат;
На небе блещут звезды,
Внизу – огни горят.
За разговором двое,
Забыв и тьму, и свет,
Лишь в полночь спохватились,
Что Берты в доме нет.
XV
Но вот – пришла: ни взглядом
В мерцающую даль
О Герберте несчастном
Не выказав печаль.
Вины ли, сожаленья
Не видно было в ней;
Был голос тверд и верен,
Слова – еще верней.
XVI
Не выдавал страданий
Бестрепетный покой,
Скрывавший стон: «Мой Герберт –
Отныне снова мой!»
Да, смерть их разлучила,
Но пробил час воззвать
Из света – к милой тени:
«Мой Герберт – мой опять!»
XVII
Настал Сочельник. Берта –
Одна близ алтаря,
Где Дора, вновь невеста,
Стоит, благодаря
Судьбу. Но в тот же вечер,
Себе поклявшись в том,
Она навек исчезнет,
Оставив старый дом.
XVIII
Исчезнет? – Нет. Мученья
Произведут свой труд,
И, закалив ей душу,
Упорства придадут.
Она найдет призванье,
Воспрянет к жизни вновь;
И да пребудут с нею
Бог – и ее любовь!
* * *
Мне оставалось лишь искренне и тепло похвалить стихотворение, после того как Джарбер закончил читать его; но при этом я не взялась бы утверждать, что оно хотя бы на шаг приблизило нас к разгадке тайны пустующего Дома.
То ли из-за того, что с нами не было несносного Троттла, то ли просто в силу усталости, однако Джарбер в тот вечер показался мне не похожим сам на себя. И, хотя он заявил, что отсутствие успеха в розысках ничуть его не обескураживает и он решительно настроен совершить еще несколько открытий, держался Джарбер с каким-то небрежно-рассеянным видом, а вскоре после этого откланялся в непривычно ранний час.
Когда наконец вернулся Троттл, я устроила ему настоящую взбучку по поводу его волокитства, однако он не только отверг все выдвинутые мной обвинения, но еще и заявил, что выполнял мое поручение, после чего самым беспардонным образом попросил соизволения отлучиться на два дня и даже вытребовал для себя еще и следующее утро, дабы завершить дело, в коем, по его торжественному уверению, я была заинтересована самым непосредственным образом. В память о долгой и беспорочной службе Троттла я, сделав над собой усилие, удовлетворила его просьбу. А он, со своей стороны, подрядился объяснить собственное поведение, к полной моей сатисфакции, ровно через неделю – в понедельник, двадцатого числа, вечером.
За день или два до этого я отправила Джарберу приглашение заглянуть ко мне на чай. Его хозяйка прислала мне извинения от его имени, прочтя которые, я ощутила, как волосы на моей голове встают дыбом. Оказывается, он парит ноги в горячей воде, голова у него обмотана фланелевой нижней юбкой, на глаза ему надвинут зеленый колпак, колени его сводит ревматизмом, а к груди приложены горчичники. Кроме того, его мучает лихорадка и он бормочет нечто бессвязное насчет женитьбы в Манчестере, карлика и трех вечеров (или вечеринок) – его хозяйка не совсем поняла, о чем речь, – в пустом Доме, да еще при неоплаченном налоге на воду.