У Троттла мог найтись на это лишь один ответ, а именно: указания славного мистера Форли, по его мнению, являлись инструкциями отъявленного мерзавца; но поскольку он понимал, что такой выпад окончательно погубит его надежды на дальнейшие открытия, ему пришлось обуздать свои чувства прежде, чем они бы окончательно им завладели, и придержать язык. Вместо этого он огляделся по сторонам и вновь поднял глаза к окну, чтобы посмотреть, как же будет развлекаться одинокий несчастный малыш дальше.
А тот тем временем собрал тряпку, щетку и сунул их в старую оловянную кастрюлю; после чего, прижимая к груди импровизированное ведро, направился, насколько позволяла ему одежка, к двери в большой мир, ведшей из одной части чердака на другую.
– Послушайте, – промолвил он, внезапно оглянувшись через плечо, – чего вы там застряли? Я иду спать, говорю вам!
С этими словами он отворил дверь и вышел в переднюю комнату. Видя, что Троттл уже намерен последовать за ним, мать Бенджамина в изумлении вытаращила свои старые хитрые глазки.
– Господь с вами! – сказала она. – Вы что же, еще не насмотрелись на него?
– Нет, – ответил Троттл. – Я хочу взглянуть, как он ляжет спать.
Мать Бенджамина вновь зашлась своим кудахчущим смехом, так что гасильник для свечей, привязанный к подсвечнику, задребезжал, ударяясь о него в такт дрожанию ее руки. Подумать только – добрый друг мистера Форли беспокоится о постреленке в десять раз больше, чем сам славный мистер Форли! Нечасто матери Бенджамина доводилось слышать подобные шутки, и она попросила прощения за то, что позволила себе рассмеяться.
Оставив ее хохотать сколько ей вздумается и придя к выводу о том, что после всего, чему он только что стал свидетелем, интерес мистера Форли к ребенку никак нельзя было назвать любящим, Троттл вышел в переднюю комнату, и мать Бенджамина, получая несказанное удовольствие от происходящего, последовала за ним.
В передней части чердака имелось сразу два предмета мебели. Одним из них являлся старый табурет – из тех, на который ставят бочонок с пивом, другим – большая расшатанная низенькая кровать на колесиках. Посреди этого ложа, среди груды коричневого от грязи тряпья, располагался крошечный островок жалких постельных принадлежностей – старая подушка, из которой вылезли почти все перья, свернутая в три или четыре раза, обрывок стеганого покрывала и одеяло; под ними же, с обеих сторон заваленные кучкой неопрятного белья, выглядывали уголки двух вылинявших диванных подушечек, набитых конским волосом и уложенных рядом наподобие матраса. Когда Троттл вошел в комнату, мальчуган уже успел забраться на кровать с помощью табурета и теперь стоял на коленях с одного ее края, расправляя обрывок стеганого покрывала, чтобы укрыться им и подоткнуть его под подушки из конского волоса.