Израильтянка (Теплицкий) - страница 112

Блондинка просунула руку сквозь прутья решетки и стала мять у него в паху. Тот испуганно дернулся, не сходя однако с места.

— Не бойся, милый, никто не видит. Тот чурбан сюда не смотрит и по-русски не понимает. А я тебе и подружек моих приведу, самых лучших! Ты же наш, русский. Вот только сказать я тебе ничего не могу. Сам понимаешь, убьют же. Ты вот ее спроси, — прошептала блондинка, кивнув в сторону второй проститутки. — Ей терять нечего!

— Эй ты, иди сюда! — подозвал полицейский ее подружку. — Говори живо, кто твой сутенер! Скажешь — отпущу, а не скажешь — будешь сидеть здесь до утра, а то и дольше.

— Скажу-скажу, тому чурбану ни за что бы не сказала, а тебе, родному, скажу. Пусть тебя по службе продвинут! Феликс его зовут. Вот и телефон его.

Полицейский расплылся в довольной улыбке, приоткрыл решетчатую дверь и вывел блондинку. Он проводил ее до входной двери, пошептался о чем-то, потрепал по оголенному заду и выпустил наружу. Затем набрал номер телефона, продиктованный проституткой. В трубке раздались длинные гудки.

— Что-то номер твой не отвечает.

— Да, — вздохнула проститутка. — Три дня уже не отвечает. Вот мы на улицу и пошли, а обычно по вызовам работаем.

— Что же ты мне очки втираешь? — разъярился полицейский и толкнул ее так, что она отлетела к стене и упала на скамейку рядом с Юлией.

От удара начался приступ кашля, но мокрота никак не отходила, и она продолжала надрывно кашлять, не успевая перевести дух. Вдруг кашель стих, и изо рта полилась алая кровь. Юлия наклонила ей голову вперед, подставила грязное ведро и закричала полицейским:

— Немедленно вызовите «скорую»! Это легочное кровотечение.

Полицейские с недоверием посмотрели в их сторону, один из них подошел поближе и, увидев лужу крови, кивнул второму. Через несколько минут приехала «скорая помощь». Двое санитаров вывели едва передвигающую ноги женщину, брезгливо поддерживая под локти.

Юлия осталась в камере одна. Было тихо и холодно. Она обхватила плечи руками и пригнула голову к ногам, стараясь согреться. Ничего, это только на одну ночь, только до утра. Вот и попала она в тюрьму, вот и случилось то, чего боялась больше всего. «От сумы да тюрьмы не зарекайся!» — вспомнила она бабушкину поговорку. Безвинную, упекли ее за решетку. Хотя так ли уж безвинна она, как кажется. Нет, в избиении Роберта Андреем она не замешана, это уж точно. Но других преступлений было предостаточно, таких, про которые никто не знает, но за которые сидеть бы ей в тюрьме. Она вспомнила больного, у которого пропустила в приемном покое инфаркт. Посмотрела на кардиограмму усталыми глазами и не заметила явных изменений. Отправила его в отделение, а он через несколько часов умер. Она тогда кардиограмму из истории болезни выкрала и в клочья разорвала, чтобы никто ее оплошность доказать не смог. И зря! Это она потом поняла, что зря. Право на ошибку имеет каждый, а вот кража — это преступление, это уничтожение вещественных доказательств. Никто ни о чем тогда не догадался, но и безвинной себя уже не назовешь.