Для этой цели он и привел в свой кабинет рава Шломо, надеясь, что рав, используя религиозные связи, сможет выяснить, как именно произошла авария, и повлиять на ход следствия. Это было, конечно, незаконно, и поэтому Аркадий внимательно рассматривал своего собеседника, обдумывая, можно ли доверить ему тайну. Между тем он занимал рава, пьющего чай из большой чашки, рассказами о русском чаепитии с самоваром, с чайной бабой, накрывающей заварочный чайничек, чтобы не остывало тепло и чайные листья отдали всю свою силу в крепкий настой, и об удивительном способе пить чай из блюдца, не известном более нигде в мире. Он рассказал об уголовниках, заваривающих целую пачку чая на стакан воды, чтобы получить одурманивающий чифирь, о казахском чае с молоком, о желтом чае, о зеленом чае. Рав с уважением прихлебывал напиток, но забыл выбросить из чашки разложившийся пакетик «Липтона», и Аркадий понял, что не сможет доверить ему свою тайну, слишком уж разными они были, как будто с разных планет. И даже то, что оба были евреями, не представляло точки соприкосновения.
В России он, попав в незнакомое общество, первым делом высматривал, нет ли там евреев, и если находил кого-то похожего, то испытывал чувство облегчения, зная, что он уже не одинок, что будет с кем поговорить и поделиться сокровенным. В Израиле Аркадий забыл, что он еврей, сразу утратив эту свою особенность, выделявшую его среди тысяч русских, как белая, но чаще, как черная метка чужака. Он лишился национальности, превратившись в гражданина государства Израиль, он утратил свою тайну, обременявшую, но и освящавшую всю его прошлую жизнь.
Но радость была недолгой. Перестав быть евреем, Аркадий превратился в нового репатрианта из России, или попросту — «русского». И таких, как он, было много. Они были безбожниками, любили свинину, любили хорошо по-европейски одеваться, обладали высокими амбициями, стремились к высшему образованию. Они отличались походкой, прической, чертами и выражением лица, способом проявления эмоций, русским акцентом, излюбленной пищей и многим другим. Их приехало более миллиона в страну, которую до них населяло лишь четыре миллиона израильтян. Очень скоро на всех продуктах появились надписи по-русски, расцвели «русские» магазины, торгующие некошерными продуктами, выпускались четыре газеты на русском языке, организовались сначала одна, а затем три «русских» партии, в правительстве появились «русские» министры и был создан «русский» банк, просуществовавший чуть более месяца, пока его создателя не упекли в тюрьму. В подполье образовалась «русская» преступность, «русская» мафия и публичные дома, в которых трудились привезенные нелегально подлинные русские проститутки, а на перекрестках гордо вытянули руки бывшие «русские» бомжи. Если бы все «русские» имели единое политическое мнение, они могли бы выбрать «русского» премьер-министра, отделить религию от государства, разрешить движение автобусов в субботу и даже прекратить войну с арабами. Но в этом и была загвоздка: единого мнения не было. Прус получил на выборах лишь треть «русских» голосов. Остальные проголосовали за Партию труда, Ликуд и Мерец, несмотря на то, что в них почти не было «русских» выдвиженцев. Почему? На этот счет у Аркадия было свое мнение, которое он держал пока при себе.