Роберт был ошеломлен. Должно быть, этот человек действительно тяжело болен, да к тому же одинок, раз обратился за помощью к незнакомцу. Ну что ж, он не был занят и без особых затруднений мог принести больному акамол… Роберт без труда нашел нужный адрес. Это был старый рамат-гановский дом с нежилым первым этажом, огромными балконами, но без интеркома. Меир открыл ему дверь и пригласил войти. Он выглядел больным с бледным лицом и взлохмаченной головой. Благодарно посмотрев Роберту в глаза, он проводил его в салон и попросил подождать, пока выпьет таблетку и приведет себя в порядок. Роберт присел за круглый стол, стоящий посередине комнаты. Обстановка была скудной. Кроме стола и стульев, в салоне не было почти никакой мебели. Тем разительнее смотрелись на стене три прекрасно выполненные картины в темно-коричневых рамах. Это были писанные маслом портреты Петра Ильича Чайковского, Оскара Уайльда и Леонарда Бернстайна. В темном углу стоял пюпитр с нотами и лежала скрипка. Под шум льющейся воды, доносящийся из ванной, Роберт осмотрел всю комнату. Он обнаружил музыкальные ноты, сложенные неровной стопкой, старые пластинки и новые диски с классической музыкой. На стенке заключенный в рамку висел диплом лауреата международного конкурса, на полочке в беспорядке лежало несколько книг о музыке и музыкантах. Все имело заброшенный вид, пыль лежала слоями и только портреты на стене сверкали чистотой. Пыль с них была тщательно вытерта. Глаза на живо выписанных лицах внимательно следили за гостем, куда бы он ни шел. Роберт заглянул в спальню, но и там царил хаос: несвежие простыни, незаправленная кровать, пустые коробочки из-под лекарств… Квартира была большая, но жилыми были только две комнаты, а остальные находились в весьма плачевном состоянии.
Роберт вернулся в салон, и тут появился Меир. Он был гладко выбрит и благоухал хорошими духами. На бледном лице горел румянец, волосы были зачесаны назад и отливали маслом. И только глаза блестели нездоровым лихорадочным блеском, и капельки пота проступили на лбу, выдавая болезнь. Меир поставил на стол бутылку виски и две рюмки, потом принес плитку шоколада и сел напротив.
— Не знаю, как и благодарить тебя за отзывчивость и доброту… За тебя! — он налил виски и выпил до дна.
Роберт тоже немного отхлебнул, смущаясь под его пристальным взглядом.
— Сейчас, когда все друзья меня покинули, со мной остались только они, — Меир показал рукой на портреты.
— Так это ваши друзья? — рассеянно спросил Роберт.
Меир усмехнулся.
— Ну, Чайковский и Оскар Уайльд — это скорее мои духовные отцы, а вот с Лени, — и он показал на портрет Бернстайна, — я был близко знаком.