Коммуна победила лишь потому, что ей удалось поднять на знамена святую для каждого нормального вояки идею национальной независимости. Белая гвардия со всем мученическим пафосом охотно делила фронт с немецкой, польской, англо-французской и прочей заинтересованной сволочью. Именно на весну 18-го, когда казалось, несметная сила международной коалиции вот-вот сметет пеленочное народовластие заодно с суверенитетом, пришелся массовый приток старого офицерства в красные части. Помимо самородков Антонова-Овсеенко, Фрунзе и Ворошилова, главными фронтами войны — Южным, Северным, Восточным и Западным — командовали сплошь преторианцы: генерал-лейтенант Егорьев, генерал-лейтенант Надежный, генерал-лейтенант Парский, генерал-майоры Ольдерогге, Сытин, Свечин, полковники Каменев, Шорин, Егоров, Гиттис, Петин и Вацетис. Стратегическое планирование в РВС осуществлял полковник Шапошников, во Всероглавштабе работали генерал-майоры Лебедев и Раттэль, а верховодил ими брат ленинского секретаря генерал-майор Бонч-Бруевич, фактически и занимавшийся мобилизацией надежных ветеранов. Красный флот с нуля создавали контр-адмиралы Альтфатер, Немитц и Зеленой; даже старик Брусилов, единственный успешный военачальник Первой мировой, выпускник Пажеского корпуса и участник аж последней русско-турецкой войны, с 1920-го председательствовал в Особом совещании при главкоме вооруженных сил, а после до самой смерти служил генеральным инспектором Красной Армии. «Крышевал» же старую гвардию не кто иной, как наркомвоенмор Троцкий, нещадно критиковавшийся 8-м съездом РКП за «принижение роли армейских комиссаров» (комиссарство, как известно, и было создано для догляда за военспецами; претензии съезда прямо указывали на то, что ортодоксальный левак Троцкий во имя дела окорачивал своих и не давал горластой дилетантщине совать нос в дела профессионалов). Это и был высший комсостав РККА, ее до сих пор не разгаданная военная тайна.
Судьбу войны в действительности решил каменевский Восточный фронт, помешавший южным корпусам Деникина и сибирским чехов и Колчака соединиться на Урале. В плане исторического признания Сергею Сергеевичу, пять лет возглавлявшему вооруженные силы, чертовски не повезло. «Нехорошая» фамилия при отсутствии всякого родства с Л. Б. Каменевым-Розенфельдом до и после смерти клала на него отпечаток ревизионизма, уклонизма и утопизма. К тому же ему посчастливилось умереть от сердца в 1936-м, за год до разгрома штабов; уже в 37-м его прах был без шума изъят из Кремлевской стены, а имя вычеркнуто из революционных святцев. Таким образом, он не попал ни в ближний пантеон доверенных маршалов типа Буденного с Ворошиловым, ни в белую книгу мучеников. Популярная историческая наука этого человека не знает вовсе, академическая — знает, но молчит (вскользь он был упомянут лишь в паре вузовских учебников-2002).