— Позже. — Отрезал Люциус. Он кивнул Энрику и Кириану.
Дулфия попросила Люциуса разжечь камин, чтоб вскипятить воду для чая. Тот это сделал. И ушёл в другую комнату, где ему постелили на пол плотную зимнюю одежду. Там он и лёг. Рядом с ним сел понурый совсем разбитый Кириан.
Мавон с Энриком, вышли в прихожую, где Дулфия выставила на стол большие пивные кружки. Видя удивление Энрик от этого, она стеснительно улыбнулась. — Что нашли, из того и пьём.
— Ты также будешь извиняться перед Бальдром? — Мавон хитро улыбнулся.
— Я ему две кружки налью.
Здесь но Дулфия разожгла магические огоньки над столом. После этого поставила пять кружек.
— Зачем пять? — Спросил Энрик.
— Вдруг они явятся. — девушка кивнула на дверь. Она порылась не большом комоде, достала оттуда какие то травы, бросила их в котелок с закипающей водой и помешала ложкой. Вскоре она потупила огонь и разлила ароматную терпкую воду по кружкам.
Сев с ними за стол, Дулфия начала вполголоса щебетать, рассказывая разные истории. Несмотря на свою молодость, рассказывать ей было что. Энрик слушал её с интересом, но по комментариям Мавона быстро понял, что большая часть её историй — выдумки. Они с Мавоном слушали, неторопливо попивая горячий терпкий ароматный чай.
В какой то момент дверь в комнату открылась и к ним вошёл уставший Кириан.
— Можно посидеть с вами?
— О, конечно. — Дулфия сняла с очага котелок с водой и налила ему.
Кириан сел в глубокой задумчивости. Ожоги теперь были даже лучше заметны, делая его на вид старше, чем он был. Он вдохнул пары чая и немного отпил.
— Как Люциус?
— Он медитирует.
Некоторое время все молчали, ожидая продолжения.
Он поднял на них глаза. — Вы болтайте, болтайте. Я просто хочу подумать. — Он кивнул на кружку и слегка улыбнулся. — Хорошая трава.
— Это чай. — ответила Дулфия. — Вкусно, правда?
Он кивнул.
— Почему вы хотите убить Хольку? — Спросил Энрик.
Он задумчиво и немного смущённо посмотрел в стол. Через некоторое время его лицо стало чуть увереннее и он поднял глаза. — Я не хочу убить её. Я хочу, чтобы мессия исполнил свой долг. Спас других. Всех нас. Выжег всё зло в этом мире. — Он вновь опустил глаза. — Даже посланник богов не сумел сделать это. Но наш мессия сможет. Ибо так говорил пророк. А он — величайший из когда-либо живших.
— А Хольку то вы за что ненавидите?
Он вздохнул. — За то, что она портит мессию. Привязывает его к нашей бренной, жалкой реальности. Она привлекает его простыми земными ласками, заботой. Если бы она делала это с любым другим, я был бы только рад. Но мессия… Он создан для большего. Он создан, чтобы получить власть и силу, подобную Белой Сфере, подобную Великому пламени. Подобную ангелам и драконам. Подобную богу. Но бог не может иметь привязанности. Он не личность — он сущность. Он воплощение сил. Безмолвных и бесстрастных. Чтобы вознестись, мы должны отринуть всё, что связывает тебя с этим миром. — Он поднял взгляд. — И сильнее всего его связывает она. Кардинал Флеймус предупреждал меня. И одной из моих задач была при встречи с мессией избавиться от неё. Любыми способами. Не потому что она — зло. А потому что она — главное, не единственное, но главное, что привязывает его к этому миру. Склоняет к чувствам. И от того делает предвзятым и ранимым. Вместо великих свершений, вместо того, чтобы вершить бесстрастно судьбы мира, она предлагает ему судьбу обычного смертного. Тем самым она, сама того не зная, лишь продлевает страдания этот мира, ведь пока грешников никто не карает, пока не случился великий суд и очищение, злодеяния и несправедливость будут продолжаться. И его страдания она тоже продлевает, ибо только полная бесстрастность дарует истинное спасение и спокойствие души. Боги не страдают от мук совести, ярости и страха. Они знают, что должно делать и делают это, потому что для них существует лишь обязанность.