Потом я очнулась по-настоящему. В комнате было светло, а одеяла казались слишком жаркими. Я сбросила их, и мама дернулась ко мне. Она взяла меня за руку — лицо ее было искажено страхом.
— Ты без перчаток, — сказала я, ощутив неровные бугры на коже.
— Я их больше не ношу. — Она погладила мою руку.
— Я могу дышать.
— Да, мы нашли хорошее лекарство, — кивнула она.
— У тебя свет вокруг головы.
— Это побочный эффект.
— Красивый. — При этих словах мама улыбнулась. — А где Луэлла?
— Скоро приедет.
— А папа?
— Я здесь. — Повернув голову, я увидела отца с другой стороны кровати. Он взял меня за руку и прижал палец к внутренней стороне запястья. Прищурился. — Бьется!
Мне столько всего нужно было спросить и узнать. Где моя сестра? Как я попала сюда? Куда делась Мэйбл? Мама прижала палец к моим губам.
— Береги дыхание. Ты только что очнулась. Постарайся не напрягаться. У нас еще очень много времени.
Это было преувеличение. К моменту приезда Луэллы из Англии наперстянка подействовала, отек ушел и приступы прекратились, но я чувствовала, как мое тело медленно умирает. В день ее приезда я надела темно-синюю юбку и блузку и присоединилась к родителям за завтраком, хотя они умоляли меня остаться в постели. Уже наступил конец сентября, небо казалось ясным и высоким, а воздух еще не совсем остыл.
— Я хочу встретить ее у ручья, — сказала я.
Мама и папа обменялись встревоженными взглядами. Они теперь исполняли все мои просьбы, и это казалось мне и приятным, и страшным одновременно.
— Это недалеко, и я обещаю идти медленно. Возьму с собой тетрадь. У меня впервые за долгое время не дрожат руки, и мне очень хочется что-нибудь написать. Я бы посидела на улице, пока не похолодает.
Мама обхватила руками чайную чашку и водила пальцем по ручке. Я так и не привыкла к виду ее голых рук, но они мне нравились.
— Я пойду с тобой, — сказал папа, и мама поджала губы, глядя на чашку.
— Все будет хорошо, мама.
Она напряженно улыбнулась, стараясь не расплакаться:
— Конечно будет.
Днем папа повел меня через поле. Трава за лето выгорела и приобрела золотисто-коричневый цвет. Мы прошли через лесок до берега ручья, который все так же весело журчал. Папа расстелил одеяло и усадил меня на него. В руках я держала тетрадь.
— Если пароход опоздает, я сам тебя заберу.
Я кивнула и помахала ему. Удивительно, как спокойно было остаться в лесу одной. На небе не было ни облачка, я лежала на спине и смотрела в голубую бездну. Желтый нимб, точно Господня корона, плавал у меня перед глазами. Я предпочитала считать его блеском крыльев ангела, следящего за мной, а не побочным эффектом.